Выбрать главу

ОВИДИЙ

ОТ РЕДАКЦИИ

При одном имени его в памяти тут же невольно воскресает: «Имел он песен дивный дар и голос, шуму вод подобный». Автор этих строк и тот, кому они посвящены, удивительно близки друг другу. Овидий и Пушкин. Римский гений и русский гений. Эта тема неожиданно становится одной из ключевых в книге профессора, доктора филологических наук, вине-президента международного научного общества «Ovidianum» Наталии Васильевны Вулих, всю свою жизнь посвятившей тому, который «что ни старался сказать прозою, а выходили стихи».

Относительно творчества замечательного римского поэта высказывались (и высказываются поныне) самые полярные суждения. Достаточно распространенным, к примеру, является мнение, согласно которому Овидий — певец легкомысленный (по преимуществу эротический), хотя и изящный:

О дева, чье сердце не лед! Овидий — вот тот проводник, Который тебя напрямик Бог знает куда заведет.

Вряд ли, однако, следует считать «самого легкого поэта» древности столь уж «легким». Искренне жаль тех, кто не в состоянии сквозь блестящую поверхность его поэзии разглядеть подлинную глубину.

Не только творчество, но и сама биография поэта, не лишенная детективных черт (безмятежная молодость, блистательная зрелость, и вдруг загадочная катастрофа и томительная опала), обладает магической притягательной силой.

Автор книги называет среди своих учителей крупнейших ученых-классиков, русских и зарубежных: И. М. Тройского, И. И. Толстого, А. Ф. Лосева, Я. М. Боровского, В. Пёшля (Германская академия наук), М. фон Альбрехта (Гейдельбергский университет), С. Д'Элиа (Неаполитанский университет), К. Куманецкого (Варшавский университет), П. Грималя (Французская академия наук), Р. Вульпе и А. Конлураки (Румынская академия наук).

Книга Н. В. Вулих не может не обратить на себя внимания, но, поскольку наряду с биографическим исследованием она содержит еще и обширный раздел «Приложений», который составили новые авторские переводы (в том числе, «Парных посланий», ранее вообще никогда не переводившихся на русский язык), — это не просто событие в литературном мире, а событие вдвойне!

Овидий

Моим дорогим учителям — русским и зарубежным.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Великий поэт Древнего Рима Публий Овидий Назон по праву считается одним из вечных спутников человечества. Уже в позднем средневековье он стал одним из любимых поэтов, потом им восхищались гуманисты эпохи Возрождения, а Данте даже ставил его в один ряд с Гомером и Вергилием. В течение веков поэма «Метаморфозы» служила своего рода Библией античной мифологии. Скульпторы и художники черпали из нее бесчисленные сюжеты, а позже Лафонтен, Корнель и Расин создали драмы по мотивам его эпоса («Андромеда», «Золотое руно», «Филемон и Бавкида»): первые оперы были написаны также на сюжеты Овидия; Рафаэль, Корреджо, Торвальдсен восхищались им. В нашем веке мифы, рассказанные римлянином, по-своему толковали Роден и Пикассо, а многочисленные сады и парки Европы и России по сей день украшают статуи Дафны и Аполлона, Ниобы и ниобидов, Помоны и Вертумна. Даже киноискусство не прошло мимо этой поэмы, по мотивам которой итальянские режиссеры создали в пятидесятых годах знаменитый фильм, показанный в Венеции. Среди античных поэтов нет ни одного, кто мог бы сравняться с Овидием по влиянию на искусство, музыку и театр.

Но творчество римского гения не ограничилось, однако, одной этой поэмой, он был еще и прославленным поэтом любви, создателем сборника элегий (Amores), замечательных писем знаменитых героинь мифа своим возлюбленным (Героиды), остроумных, полных метких психологических наблюдений поэм «Искусство любви» и «Средства от любви», восхищавших Пушкина, о чем свидетельствуют многие строки «Евгения Онегина». И, кроме того, он был первым поэтом в истории мировой культуры, пострадавшим за свою литературную деятельность: Август выслал его из Рима за поэму «Искусство любви» на самую границу тогдашней империи, в античную «Сибирь». Здесь были созданы исполненные глубокого обаяния «Тристии» (Печальные элегии) и «Письма с Понта», читавшиеся и перечитывавшиеся Пушкиным, где он открывал постепенно все больше и больше поэтических достоинств, пытаясь раскрыть тайну индивидуальности (так у Пушкина) Овидия — решить задачу труднейшую, но необычайно увлекательную.

Трудность состоит в том, что биографий в современном смысле в античности не существовало, да и сами произведения современников Овидия далеко не все сохранились. Правда, почти все, что писал он сам, дошло до нас, как дошли и создания его знаменитых предшественников Вергилия и Горация. Понять его поэмы помогают, помимо прочего, и замечательные открытия современных археологов и искусствоведов, по-новому освежающие сегодня всю художественную атмосферу века Августа, века Овидия.

В предлагаемой книге прославленный римский поэт вслед за Пушкиным рассматривается как поэт любви (элегии и поэмы), поэт богов («Метаморфозы»), поэт изгнания («Тристии»). Биографические факты восстанавливаются не только на основании скудных сведений современников, но и по собственным свидетельствам поэта. Специальная глава посвящена отношению Пушкина к Овидию.

Глава первая

Поэт любви

Родина — Сульмона

Овидий родился 20 марта 43 года до н.э. в небольшом городке Сульмоне в Абруццах. По его сведениям, от Рима Сульмона расположена в 90 милях, но на моем билете значилось целых 172 км. По-видимому, в древности существовал какой-то более короткий путь. За Тиволи железная дорога проходит через Сабинские горы сквозь множество туннелей, причудливо петляя. Все время кажется, что мы поднимаемся выше и выше, но на самом деле городок расположен лишь в 400 метрах над уровнем моря. Горы становятся все грандиознее, и наконец над долинами, покрытыми виноградниками, пиниями и каштанами, появляются кручи самой высокой здесь вершины, знаменитого Гран Сасо.

Поезд проходит через городок, окруженный высокими крепостными стенами, — это Целано, родина Томаса Целано, создателя знаменитого средневекового гимна Dies irae, dies ilia, а Сульмона расположена в живописной долине, которую итальянцы называют раковиной (magnifica соnса ricca), окаймленной горными вершинами, покрытыми снегом.

Овидий в известной Сульмонской элегии (Любовные элегии. II, 16) восхищался летней прохладой городка, сравнивая его со знойным Римом. Здесь издавна существовала система искусственного орошения, долину прорезывали каналы, по берегам которых зеленела густая трава.

Я в Сульмоне живу, в краю народа пелигнов. Город мал, но омыт свежей прозрачной водой. Пусть даже знойное солнце расколет пыльную землю Летом, когда в небесах рдеет созвездие Пса, Будут ручьи и тогда орошать долину Сульмоны, И трава зеленеть будет на их берегах. Край, богатый Церерой, богаче еще виноградом. Редки деревья маслин, с милым Палладе плодом Но без тебя, хоть кругом зеленеет лоза винограда, И хоть бегут по полям струи прохладных ручьев, Чей поток умеряет, каналы закрыв, земледелец, А в древесной листве ласково ветер шумит. Кажется мне, что кругом не пелигнов целебные долы. Нет, не родная земля здесь окружает меня.1

Поэт страдает от разлуки со своей возлюбленной Коринной и умоляет ее поскорее примчаться в Сульмону в коляске, запряженной карликовыми лошадками.

Вы же, высокие горы, пред ней расступитесь пошире, В узких извивах долин легкими станьте, пути!

В современной Сульмоне главная улица называется Corso Ovidio, есть гимназия его имени, а на площади Двадцатого сентября стоит памятник поэту, копия того, что возвышается в Констанце в Румынии, куда был изгнан Овидий.