- А остальное?
- А остальное на нужды деревни пойдёт. Нужно восстановить хижины, отстроить всё, что разрушила гидра.
- Благодарю, благодарю, - кланяется хас. – Вы не только мудрый герцог, но и щедрый. Ещё никто никогда полказны не отдавал простым хасам.
- И тащи уже поскорее своего буйвола, - добавляю. – Как только он будет здесь – так и поедем, нечего расслабляться. Меня жду дела в столице.
Нас перебивает яркий и красочный фейерверк в утреннем небе над болотом. Его дворф приволок, когда услышал, что гидру одолели.
Со своего места поднимается Малк. Он довольно невысок ростом и поэтому взбирается с ногами на стол.
«Ну что это такое», - про себя возмущаюсь я, но слышу, как все радуются, чуть не аплодируют. Может тут так и принято. Нельзя же со своим уставом да в чужой монастырь.
- Малк, Малк, Малк! - кричит толпа.
- Я про победу вашу стих написал, - говорит он. – Ещё никто его не слышал.
«Хоть бы не позорился», - думаю.
- Давай, давай свой стих, мы все хотим услышать, - кричат остальные.
- Ну, раз все хотят, тогда читай, - расщедриваюсь я.
Она кланяется и расшаркивается, отчего кружка, стоящая за его ногой падает со стола, но никто на это не обращает внимания, все взгляды прикованы к Малку. Никто не шумит, все навострили уши как немецкие овчарки. И Малк начинает:
– В заре раздался рокот грома,
Богов могучий зов звучал,
Герой сошел к нам с небосклона, когда нужды удел настал!
Народ не выдерживает и начинает скандировать:
- Гер-цог! Гер-цог! У-у-у-у-у-у, - чуть не воют хасы.
- Овидия послали сами Боги? Он что, посланец Богов? - обсуждают они за столом.
- Ай да молодец Малк, ай да поему сочинил про нашего любимого герцога.
- А что? Правда, такое было? – вопрошают кто-то за столом.
- Тише ты дай послушать, - толкает его сосед.
А Малк продолжает:
- Он, грозной поступью шагая, врагов срубает на корню.
Он веру в доброе вселяет и в силу светлую свою.
Вижу, что хасы не могут сидеть и на местах. Повскакивали, Малку в рот смотрят, каждое слово, каждый звук ловят. Дикий народ. Им тут кассетный магнитофон поставь - они до утра танцевать будут.
- Овидий славный победитель, сомнет вселенской тьмы оплот.
Овидий — доблестный воитель, чей подвиг вечность воспоёт. – Заканчивает Малк. Но никто уже не может усидеть на месте.
- Слава великому герцогу, слава сэру Овидию, - кричат. Слава великому барду, слава Малку, - им отвечают.
- Качай герцога, качай барда, качай их на руках.
Нас выводят из-за стола, поднимают на руки и подбрасывают. Меня невысоко, А Малка выше, он же легче.
- Сла-ва! Сла-ва! Вечная слава! – кричат. И ящеры кричат вместе с ними и дворф с женой. И вижу я, как этот праздник объединил народ.
Подходят всё новые хасы, приходя ящеры. Вокруг стола вырастает громадная толпа, и во все стороны раздаётся:
- Вечная слава герцогу Рикшезианскому.
- Тише-тише, - я им говорю, - а то вы сейчас своим шумом новую гидру из болот приманите.
- Так вы же и её убьёте! – радостно поют хасы.
Я возвращаюсь за стол, на своё место. А Малк садится у костра и читает свои поемы благодарным слушателя.
«А может оно и неплохо. Пускай строчит свои стишки. У каждого должна быть какая-то отдушина. Кроме того, тот стих, что он про меня написал - не так уж и плох». Про себя отмечаю.
После праздника, я захожу в саму большую хижину. Я же теперь герцог и жить в такой хижине мне по статусу положено. Иначе другие не поймут. Мне уже постелили самой сухой соломки и притащили огромную дублёную шкуру какого-то животного, судя по всему быка. Я ложусь на солому, подстилаю под голову здоровый тюк. Укрываюсь и закрываю глаза и лишь на секунду вспоминаю об Ашане, прежде чем уснуть.
- Сука, как ты могла, я ведь тебя так любил, - шепчу я себе под нос и засыпаю. И только лёгкая игла предательства колит меня в самое сердце и портит этот день.
+++
Утром просыпаюсь поздно. Мне слишком тепло и слишком мягко, чтобы вскакивать в самую рань. До позднего утра смотрю я красочные сновидения. Там мне хорошо, во сне меня все любят и я там счастлив.
Даже проснувшись, долго лежу с закрытыми глазами, а куда мне спешить я же герцог. С улыбкой вспоминаю события вчерашнего дня. Как гидру убил, как стал герцогом, какие получил перчатки в дар от ящеров. Кстати надо бы их опробовать. Как ждал Ашану.
- Ашана, - шепчу я вслух, и снова боль на сердце. Как будто нож туда засадили и провернули пару раз. – Ашана, - повторяю я. Сажусь и бью себя кулаком в грудь, чтоб не чувствовать, чтобы больше не болело. Чтобы забыть.
«Ненавижу тебя и люблю. Так ненавижу или люблю. Не знаю». Как же можно было мне так жизнь испоганить. Как можно было испортить эту победу. Я ведь гидру ради неё завалил, я герцогом стал. Ну что ей ещё было надо? Я, я, я а она… сука. Проклятая неблагодарная тварь. Курица ощипанная. Словлю и ощипаю. Улыбаюсь сам себе. И всё-таки я её ненавижу или люблю? Не могу найти ответа.