Читать онлайн "Овидий. Скорбные элегии. Письма с Понта" - Назон Публий Овидий - RuLit

4.[36]

Кануть готов в Океан эриманфской Медведицы сторож[37], И с приближеньем его гладь возмущается вод. Мы между тем бороздим, увы, не по собственной воле Гладь Ионийскую — страх смелости нам придает. 5 Горе! Как бурно встают под многими ветрами волны! Как, поднимаясь со дна, взрытый клубится песок! И на крутую корму, и на нос корабельный взвиваясь, С целую гору волна писаных хлещет богов[38], Остов сосновый трещит, скрипят, напрягаясь, канаты, 10 С нами корабль заодно стонет от той же беды. Кормчий, которого страх леденящею бледностью выдан, Судном не правит и сам сдался на милость ему. Словно возница плохой бесполезные вожжи бросает, Ими не в силах пригнуть гордую шею коню, 15 Так же, сбившись с пути, лишь неистовству волн подчиняясь, Он, я гляжу, паруса отдал во власть кораблю. Ежели только Эол супротивных не выпустит ветров, То к заповеданным мне[39] я понесусь берегам: Там, далеко от земли Иллирийской, оставленной слева, 20 Справа Италия мне — край недоступный! — видна. Так не гони же меня к побережью запретному, ветер! Вместе со мной покорись богу великому[40] ты! Я говорю, а меж тем и боюсь приближенья, и жажду… Как под ударом волны доски трещат на бортах! 25 Сжальтесь, сжальтесь, молю, хоть вы, о боги морские! Будет с меня и того, что Громовержец[41] мне враг! От истомленной души жестокую смерть отведите — Если погибель минуть может того, кто погиб.

5.[42]

Ты, кто меж прочих друзей не бывал мною назван не первым, Ты, кто долю мою долей считаешь своей, Кто, когда грома удар поразил меня, первым решился Вовремя дух поддержать, помню, беседой своей, 5 Ты, кто мягко совет мне подал в живых оставаться В день, когда сердце мое страстно лишь к смерти влеклось, Ты опознаешь себя под приметами, скрывшими имя: Перечень добрых твоих дел ошибиться не даст. Их навсегда сохраню в глубинах души сокровенных, 10 Вечно за то, что живу, буду твоим должником. Раньше этот мой дух в пустом растворится пространстве, Кости оставив мои в гаснущем пепле костра, Нежели я забвенью предам все то, что ты сделал, Или пройдет невзначай верная нежность моя. 15 Пусть милосердье богов такой пошлет тебе жребий, Чтобы в услуге чужой ты не нуждался, как я. Если б мои паруса попутным наполнились ветром, Может быть, верность твою я бы не мог испытать: Так бы не мог Пирифой[43] убедиться в Тесеевой дружбе, 20 Если б живым не сошел с ним к Ахеронту Тесей. Верный фокеец[44], что стал примером любви настоящей, Этим обязан твоим фуриям, бедный Орест! Если бы к рутулам в плен, к врагам, Евриал не попался,[45] Славы не знал бы и ты, чадо Гиртаково, Нис. 25 Как надлежит на огне испытывать золота пробу, Надо и верность людей в полосу бед узнавать. Если Фортуна добра и тебе улыбается ясно, Все устремляются вслед за колесницей твоей, Но разразится гроза — и бегут, узнавать не желая, 30 Прочь от того, вслед за кем сонмом теснились вчера. Все это знал я давно по примерам ранее живших, Ныне же в бедах своих горькую правду постиг. Двое иль трое всего мне остались доныне друзьями — Прочие льнули толпой к доле моей, не ко мне. 35 Вам-то теперь и помочь мне в беде, если вас так немного. Дать надежный приют жертве погибельных волн. В страхе дрожать показном перестаньте, напрасно не бойтесь, Верность дружбе храня, богу[46] обиду нанесть. Цезарь нередко хвалил и в войсках противника верность, 40 Он ее ценит в своих и во врагах ее чтит. Дело не тяжко мое: никогда не служил я знаменам Вражьим, изгнанником стал лишь по своей простоте. Значит, за делом моим, умоляю, следи неусыпно, — Если возможно смягчить чем-либо гнев божества[47]. 45 Если захочет иной о делах моих больше разведать, Пусть он знает: нет сил выполнить просьбу его. Бед не исчислить моих, как звезд, сияющих в небе, Или в пустынном песке оку незримых частиц. Столько я мук испытал, что никто и помыслить не может; 50 Все было подлинно так, но не поверит никто. Части их вместе со мной умереть надлежит. О, когда бы То, что скрываю я сам, скрытым остаться могло! Трубный я голос имей[48] и грудь выносливей меди, Будь сто уст у меня, в них же по сто языков, 55 В слово бы я и тогда не мог вместить мои муки: Слишком обилен предмет, чтобы достало мне сил! Полно описывать вам, ученым поэтам, невзгоды Странствий Улиссовых: я больше Улисса страдал. Многие годы Улисс на малом скитался пространстве, 60 Между Дулихием[49] он и Илионом блуждал; Я же, проплыв по морям, где не наши созвездия светят, Роком к сарматской земле, к гетским прибит берегам. Был с ним надежный отряд сотоварищей, спутников верных, — Я же в изгнанье бежал, преданный всеми вокруг. 65 Радостно плыл он домой, возвращался в отчизну с победой — Я же сейчас, побежден, прочь от отчизны плыву. Были бы домом моим Дулихий, Итака иль Самос — Право, возмездьем пустым с ними разлука была б; Мне же обителью был над всем надзирающим миром 70 Сам семихолмный Рим, власти чертог и богов. Телом был тот закален, в трудах постоянных испытан — Силы не те у меня, отроду нежен я был. Тот свой век проводил в жестоких бранных тревогах — Я же был предан всю жизнь тихим ученым трудам. 75 Богом[50] я был утеснен, и никто не смягчил мое горе — С ним же всечасно сама брани богиня[51] была. Меньше Юпитера тот, кто морем взволнованным правит: Гнев он Нептуна познал, я же — Юпитера гнев. Все злоключенья его — прибавь! — едва ли не басни — 80 А в испытаньях моих выдумки нет и следа. Он, несмотря ни на что, достиг желанных Пенатов, Вновь обладателем стал чаемых долго полей — Мне ж предстоит навсегда лишиться отеческой почвы, Ежели только свой гнев бог не изволит смягчить.