| He tried to keep his mind fixed upon the devout meditations proper to the eve of Good Friday. |
Артур пытался сосредоточиться на благочестивых размышлениях, каких требовал канун великой пятницы. |
| But thoughts of Montanelli and Gemma got so much in the way of this devotional exercise that at last he gave up the attempt and allowed his fancy to drift away to the wonders and glories of the coming insurrection, and to the part in it that he had allotted to his two idols. |
Но два образа - Монтанелли и Джеммы - все время мешали его намерениям, так что в конце концов он отказался от попытки настроить себя на благочестивый лад и предоставил своей фантазии свободно нестись к величию и славе грядущего восстания и к той роли, которую он предназначал в нем двум своим кумирам. |
| The Padre was to be the leader, the apostle, the prophet before whose sacred wrath the powers of darkness were to flee, and at whose feet the young defenders of Liberty were to learn afresh the old doctrines, the old truths in their new and unimagined significance. |
Padre был в его воображении вождем, апостолом, пророком. Перед его священным гневом исчезнут все темные силы, и у его ног юные защитники свободы должны будут сызнова учиться старой вере и старым истинам в их новом, не изведанном доселе значении. |
| And Gemma? |
А Джемма? |
| Oh, Gemma would fight at the barricades. |
Джемма будет сражаться на баррикадах. |
| She was made of the clay from which heroines are moulded; she would be the perfect comrade, the maiden undefiled and unafraid, of whom so many poets have dreamed. |
Джемма рождена, чтобы стать героиней. Это верный товарищ. Это та чистая и бесстрашная девушка, о которой мечтало столько поэтов. |
| She would stand beside him, shoulder to shoulder, rejoicing under the winged death-storm; and they would die together, perhaps in the moment of victory--without doubt there would be a victory. |
Джемма станет рядом с ним, плечом к плечу, и они с радостью встретят крылатый вихрь смерти. Они умрут вместе в час победы, ибо победа не может не прийти. |
| Of his love he would tell her nothing; he would say no word that might disturb her peace or spoil her tranquil sense of comradeship. |
Он ничего не скажет ей о своей любви, ни словом не обмолвится о том, что могло бы нарушить ее душевный мир и омрачить ее товарищеские чувства. |
| She was to him a holy thing, a spotless victim to be laid upon the altar as a burnt-offering for the deliverance of the people; and who was he that he should enter into the white sanctuary of a soul that knew no other love than God and Italy? |
Она святыня, беспорочная жертва, которой суждено быть сожженной на алтаре за свободу народа. И разве он посмеет войти в святая святых души, не знающей иной любви, кроме любви к богу и Италии? |
| God and Italy—Then came a sudden drop from the clouds as he entered the great, dreary house in the |
Бог и Италия... Капли дождя упали на его голову, когда он входил в большой мрачный особняк на Дворцовой улице. |
| "Street of Palaces," and Julia's butler, immaculate, calm, and politely disapproving as ever, confronted him upon the stairs. |
На лестнице его встретил дворецкий Джули, безукоризненно одетый, спокойный и, как всегда, вежливо недоброжелательный. |
| "Good-evening, Gibbons; are my brothers in?" |
- Добрый вечер, Гиббонс. Братья дома? |
| "Mr. Thomas is in, sir; and Mrs. Burton. |
- Мистер Томас и миссис Бертон дома. |
| They are in the drawing room." |
Они в гостиной. |
| Arthur went in with a dull sense of oppression. |
Артур с тяжелым чувством вошел в комнаты. |
| What a dismal house it was! |
Какой тоскливый дом! |