Как-то вечером они осторожно спустились между темными деревьями, направляясь на ночевку в шале.
Войдя в комнату, где Артур поджидал его к ужину, Монтанелли увидел, что юноша снова весел.
— Падре, идите сюда! Посмотрите на эту потешную собачонку! Она танцует на задних лапках.
Хозяйка шале, краснощекая женщина в белом переднике, стояла, уперев в бока полные руки, и улыбалась, глядя на возню Артура с собакой.
— Видно, у него не очень-то много забот, если так заигрался, — сказала она своей дочери на местном наречии. — А какой красавчик!
Артур покраснел, как школьник, а женщина, заметив, что ее поняли, ушла, смеясь над его смущением.
За ужином он только и толковал, что о планах дальнейших прогулок в горы, о сборе растений.
Утром, когда Монтанелли проснулся, Артура уже не было. Он отправился еще до рассвета на верхние пастбища «помогать Гаспару пасти коз».
Однако не успели подать завтрак, как юноша вбежал в комнату, без шляпы, с большим букетом диких цветов. На плече у него сидела девочка лет трех.
Монтанелли смотрел на него улыбаясь. Какой разительный контраст с тем серьезным, молчаливым Артуром, которого он знал в Пизе и Ливорно!
— Где ты был, сумасброд? Бегал по горам, не позавтракав?
— Ах, падре, как там хорошо! Восход солнца в горах! Сколько в этом величия! А какая сильная роса! Взгляните.
Он поднял ногу в мокром, грязном башмаке.
— У нас было немного хлеба и сыра, а на пастбище мы выпили козьего молока… Ужасная гадость! Но я опять проголодался, и вот этой маленькой персоне тоже надо поесть. Аннет, хочешь меду?
Он сел, взяв девочку к себе на колени, и стал помогать ей разбирать цветы.
— Нет, нет! — запротестовал Монтанелли. — Так ты можешь простудиться. Сбегай переоденься… Иди сюда, Аннет… Где ты подобрал ее, Артур?
— В самом конце деревни. Это дочка того человека, которого мы встретили вчера. Он здешний сапожник. Посмотрите, какие у Аннет чудесные глаза! А в кармане у нее живая черепаха Каролина.
Когда Артур, сменив мокрые чулки, сошел вниз завтракать, девочка сидела на коленях у падре и безумолку тараторила о черепахе, которую она держала вверх животом в своей пухленькой ручке, чтобы «monsieur»[13] мог подивиться, как шевелятся у нее лапки.
— Смотрите, monsieur! — серьезным тоном говорила она. — Смотрите, какие у Каролины башмачки!
Монтанелли забавлял малютку, гладил ее по голове, любовался ее любимицей черепахой и рассказывал чудесные сказки.
Хозяйка вошла убрать со стола и с изумлением посмотрела на Аннет, которая выворачивала карманы у важного господина в духовном одеянии.
— Бог помогает малышам распознавать хороших людей, — сказала она. — Аннет боится чужих, а сейчас, смотрите, она совсем не дичится его преподобия. Вот чудо! Аннет, стань скорее на колени и попроси благословения у доброго господина. Это принесет тебе счастье.
— Я и не подозревал, падре, что вы умеете так хорошо забавлять детей, — сказал Артур час спустя, когда они проходили по залитому солнцем пастбищу. — Ребенок просто не отрывал от вас глаз. Знаете, я…
— Что?
— Я только хотел сказать… как жаль, что церковь запрещает священникам жениться. Я не совсем понимаю, почему. Ведь воспитание детей — такое серьезное дело! Как важно, чтобы с самого рождения они были в хороших руках. Мне кажется, чем выше призвание человека, чем чище его жизнь, тем больше он пригоден к роли отца. Падре, я уверен, что если бы не ваш обет… если бы вы женились, ваши дети были бы очень…
— Замолчи!
Это слово, произнесенное торопливым шопотом, казалось, углубило наступившее потом молчание.
— Падре, — снова начал Артур, огорченный мрачным видом Монтанелли, — разве в этом есть что-нибудь дурное? Может быть, я ошибаюсь, но я говорю то, что думаю.
— Ты не совсем ясно отдаешь себе отчет в значении своих слов, — мягко ответил Монтанелли. — Пройдет несколько лет, и ты поймешь многое. А сейчас давай поговорим о чем-нибудь другом.