– Можно спросить? – помолчав достаточное количество времени, решаю обратиться к блондину.
– Ненадолго тебя хватило, – смотрит в зеркало заднего вида. – А точнее, на два часа тридцать четыре минуты.
– Так можно?
– Один вопрос.
– Чем ты занимаешься?
– Прямо сейчас везу одну несносную задницу в сторону Тольятти.
– А вообще?
– Перевозками, – размытый ответ. Блондин не желает открываться, да и разговаривать тоже.
– А точнее?
– Я Перевозчик, а машина – моё рабочее место.
– Кого или что перевозишь? – придвигаюсь, прижавшись к его сиденью.
– Перевозчики делятся на три категории. Первые занимаются доставкой непростых людей из пункта А в пункт Б. Заказчиками являются как частные лица, так и представители госорганизаций. Вторые перевозят предметы по территории страны. А третьи переправляют через границу всё – от людей до запрещёнки. Я из первых.
– То есть только люди?
– Именно так.
– Почему?
– С людьми проще. В большинстве своём, да и компания мне нравится.
– Я бы не сказала, – закатываю глаза и вспоминаю, как мне было приказано не открывать рот. – Моя компания тебя не устраивает.
– Предпочитаю работать с мужчинами.
– И вот чем тебе женщины не угодили?
– Тем, что плюсом к вам идёт множество проблем: хочу есть, пить, по маленькому, по большому, голова болит, неожиданно ПМС начался, телефон разрядился, забыла что-то важное, спина затекла, хочу подышать воздухом, поговори со мной, музыка не такая, пахнет не так, я веду себя не так, дышу не так. И список можно продолжать до бесконечности. А если ещё баба с собачкой, то у собачки аналогичные проблемы, только она ещё усердно гадит в моей машине. Поэтому последние пару лет берусь за заказ при условии, что поедет мужчина.
– Странно, – обдумываю его слова. – Зачем им твои услуги? Есть же самолёты и поезда. Это быстрее, чем тащиться в машине день-два, например.
– Бывают ситуации, когда воспользоваться общественным транспортом означает подвернуть себя опасности. Причины разные, и меня они не волнуют. Есть заказ, оплата и доставка.
– Кого просил перевезти мой отец? – задаю главный вопрос. – Ты ведь приехал к нему за деньгами? Значит, тебя нанял он.
– Юриста. С документами, которые должны были быть переданными из рук в руки. Не любил Потоцкий электронку, считая, что всё можно перехватить и отследить, поэтому доверял бумаге. Юрист остался в Москве, я вернулся за второй частью оплаты.
– Ты не знал, что папа умер?
– Не знал. Обратно не спешил, поэтому взял ещё один заказ. Банкир всегда платил по счетам, я не волновался.
– Что тебе сказала Влада?
– Сначала, что ничего о делах мужа не знает. Потом начала скулить, что денег нет и Потоцкий оставил только огромные долги. Хер я поверю. Твой отец мотом никогда не был, азартными играми не увлекался, наркотой и алкоголем тем более, на девок бабки не спускал.
Овод в отношении отца прав. К деньгам тот относился серьёзно. Для меня ничего не жалел, но я всегда понимала, что есть грань дозволенного.
– Он Владе не изменял.
– Он нет, а она точно по членам прыгала.
– С чего ты взял? – хочу возмутиться. Я к мачехе тёплых чувств не испытываю, но обвинения, не подкреплённые доказательствами, считаю нечестными.
– Мне в трусы она залезть попыталась.
– Чего?! – перегибаюсь через подлокотник между сиденьями, чтобы убедиться – Овод не лжёт.
– Сразу после скулежа предложила отработать долг мужа по-другому и плюхнулась на колени, чтобы отсосать. В такой позе нас и застала её дочь. Утащила мать, сославшись на важного гостя, который заждался.
– Тот самый мужик, которому она меня отдать хотела. – Тот факт, что мачеха спешила уделить внимание блондину, позволил мне сбежать. – Так… – заливаюсь краской от слов, которые собираюсь произнести. – Она тебе… долг отдала?
– Я оплату натурой не беру. Хотя… – задумчиво поглядывает на меня. – Если папаша тебе ничего не оставил, ты расплатишься за перевозку старым как мир способом.
– Я с тобой спать не буду, – отодвигаюсь, отметив недобрый блеск в пугающей голубизне. – У меня есть мужчина, которого я люблю.
– Тот хорёк, что так за тобой и не приехал? Видимо, сильно «спешил», – покачивает головой, надменно цокая.
Овод Тима не знает, но уже сделал выводы.
– Ему… что-то помешало, уверена.
– Может, страх? Увидел дяденек с пистолетами и свалил, чтобы не стать мишенью.
– Каждый нормальный человек, увидев вооружённых людей, испугается. Чувство самосохранения никто не отменял. Оценил свои силы и понял, что не сможет сопротивляться. И, скорее всего, поступил верно, потому что мёртвый он мне не поможет. Мне кажется, это правильно.
– Правильно, Цветочек, землю жрать, но забрать своё. Я бы от одной мысли, что к моей женщине прикоснётся кто-то левый, с катушек слетел. Он ведь не знает, с кем ты, а багажник мог оказаться чьим-то другим, и твоя короткая жизнь могла оборваться ещё вчера. Так что либо ему своя шкура дороже, либо у него стальные яйца и такая же выдержка, чтобы есть, пить и дышать, зная, что ты хер знает где.
– А ты, значит, – снова подползаю, – ради своей женщины рискнёшь всем?
Не верится, что Овод сделает всё, что озвучил, но, возможно, ради той, кто станет главной в его жизни, пойдёт на всё.
– Не задумываясь.
– Не повезёт кому-то, – хмыкаю, улыбаясь и подстёгивая блондина. – Это ж какой неудачницей нужно быть, чтобы влюбиться в такого, как ты.
– Обороты сбавь, Цветочек, иначе этой неудачницей станешь ты.
– В моём сердце есть место только для Тимура. Ты туда не влезешь. – Произношу громко, но затем шёпотом добавляю: – Connard sûr de lui, arrogant, grossier, matérialiste, égoïste… (Самоуверенный, наглый, грубый, меркантильный, эгоистичный козёл… (фр.))
– За козла ответишь.
Медленно поворачиваюсь к Оводу, вбирая воздух, как рыбка. Удивление настолько явное, что он издаёт нечто, похожее на искренний смех.
– Уточняю: знаю французский и итальянский. Любое оскорбление на этих языках светит тебе наказанием.
– Не думала, что ты… образован.
– Ты меня не знаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Сделала вывод исключительно по моментам, которые я позволил тебе увидеть. Ты меня недооценила, Цветочек. При любом другом раскладе тебе это могло стоить жизни. Никогда не верь человеку, пока не пройдёшь с ним через ад, осмотрев с разных ракурсов.
– Ты совсем не веришь людям?
– Совсем. И у меня на это две причины: я их не знаю; я их знаю.
– Демагогия какая-то получается… Как жить, если никому не верить?
– Спокойно. Веришь только в себя, полагаешься только на себя и помочь можешь только сам себе. Иначе придётся снова и снова разочаровываться в людях, пока не усвоишь жизненные уроки. И дай бог, чтобы к этому моменту ты остался жив.
Не знаю о нём ничего, кроме прозвища, но слова Овода заставляют посмотреть на него иначе. В его жизни случилось нечто, что заставило потерять веру в людей. Во всех или конкретных? Судя по всему, во всех. Я иная, я верю. Ситуация с Владой не в счёт, потому как к ней я доверием не прониклась сразу. Меня не удивило решение избавиться от меня, лишив всего, что создал отец. Ударом стало решение выдать замуж против воли. Что ждало меня, не сбеги я вчера из отцовского дома? Как ко мне отнёсся бы Тафанов? Кем бы я для него стала? Ответы мне неинтересны, да и вряд ли я смогу предугадать варианты, не развращённая миром, о котором, как я понимаю, моя мачеха знает куда больше меня.
– Я верю Тиму. А сейчас верю тебе.
– Глупо. Последнее.
– А у меня есть варианты? Как видишь, нет. Либо я тебе верю, принимаю помощь и условия её оказания, либо покидаю машину и остаюсь одна. В каком случае я имею шанс выбраться и получить возможность начать новую жизнь? Во втором. Так что до момента, пока мы не окажемся в Тольятти, мне придётся тебе верить. Ты можешь назвать это глупостью, я же назову рациональным решением в условиях конкретной ситуации.
– А если я не оправдаю твоё доверие?