Он взял стакан левой рукой. Страшные шрамы на ней напомнили Галли о бывшем у них перед тем разговоре.
— Да, кстати, — спросил он, — где вы получили эти раны? На войне, вероятно?
— Я же только что рассказывал, что меня бросили в мрачное подземелье и…
— Знаю. Но это вариант для синьоры Грассини… Нет, в самом деле, в бразильскую войну?
— Да, частью на войне, частью на охоте в диких местах… Всякое бывало.
— А! Во время научной экспедиции?.. Бурное это было время в вашей жизни, должно быть?
— Разумеется, в диких странах не проживешь без приключений, — небрежно сказал Овод. — И приключения, надо сознаться, бывают часто не из приятных.
— Я все-таки не представляю себе, как вы ухитрились получить столько ранений… разве только если на вас нападали дикие звери. Например, эти шрамы на левой руке.
— А, это было во время охоты на пуму. Я, знаете, выстрелил…
Послышался стук в дверь.
— Все ли прибрано в комнате, Мартини? Да? Так отворите, пожалуйста… Вы очень добры, синьора… Извините, что я не встаю.
— И незачем вам вставать. Я не с визитом… Я пришла пораньше, Чезаре: вы, наверно, торопитесь.
— Нет, у меня еще есть четверть часа. Позвольте, я положу ваш плащ в той комнате. Корзинку можно туда же?
— Осторожно, там яйца. Самые свежие. Кэтти купила их утром в Монте Оливето… А это рождественские розы, синьор Риварес. Я знаю, вы любите цветы.
Она присела к столу и, подрезав стебли, поставила цветы в вазу.
— Риварес, вы начали рассказывать про пуму, — заговорил опять Галли. — Как же это было?
— Ах да! Галли расспрашивал меня, синьора, о жизни в Южной Америке, и я начал рассказывать ему, отчего у меня так изуродована левая рука. Это было в Перу. На охоте за пумой нам пришлось переходить реку вброд, и когда я выстрелил, ружье дало осечку: оказывается, порох отсырел. Понятно, пума не стала дожидаться, пока я исправлю свою оплошность, и вот результат.
— Нечего сказать, приятное приключение!
— Ну, не так страшно, как кажется. Всякое бывало, конечно, но в общем жизнь была преинтересная. Охота на змей, например…
Он болтал, рассказывал случай за случаем — об аргентинской войне, о бразильской экспедиции, о встречах с туземцами, об охоте на диких зверей. Галли слушал с увлечением, словно ребенок — сказку, и то и дело прерывал его вопросами. Впечатлительный, как все неаполитанцы, он любил все необычное. Джемма достала из корзинки вязанье и тоже внимательно слушала, проворно шевеля спицами и не отрывая глаз от работы. Мартини хмурился и беспокойно ерзал на стуле. Во всех этих рассказах ему слышались хвастливость и самодовольство. Несмотря на свое невольное преклонение перед человеком, способным переносить сильную физическую боль с таким поразительным мужеством, — как сам он, Мартини, мог убедиться неделю тому назад, — ему решительно не нравился Овод, не нравились его манеры, его поступки.
— Вот это жизнь! — вздохнул Галли с откровенной завистью. — Удивляюсь, как вы решились покинуть Бразилию. Какими скучными должны казаться после нее все другие страны!
— Лучше всего мне жилось, пожалуй, в Перу и в Эквадоре, — продолжал Овод. — Вот где действительно великолепно! Правда, слишком уж жарко, особенно в прибрежной полосе Эквадора, и условия жизни подчас очень суровы. Но красота природы превосходит всякое воображение.
— Меня, пожалуй, больше привлекает полная свобода жизни в дикой стране, чем красоты природы, — сказал Галли. — Там человек может действительно сохранить свое человеческое достоинство, не то что в наших городах.
— Да, — согласился Овод, — но только…
Джемма отвела глаза от работы и посмотрела на него. Он вспыхнул и не кончил фразы.
— Неужели опять начинается приступ? — спросил тревожно Галли.
— Нет, ничего, не обращайте внимания. Ваши с-снадобья помогли, хоть я и п-проклинал их… Вы уже уходите, Мартини?
— Да… Идемте, Галли, а то опоздаем.
Джемма вышла за ними и скоро вернулась со стаканом гоголь-моголя.
— Выпейте, — сказала она мягко, но настойчиво и снова села за свое вязанье.
Овод кротко повиновался.
С полчаса оба молчали. Наконец он тихо проговорил:
— Синьора Болла!
Джемма взглянула на него. Он теребил пальцами бахрому пледа, которым была покрыта кушетка, и не поднимал глаз.
— Скажите, вы не поверили моим рассказам?
— Я ни одной минуты не сомневалась, что вы все это выдумали, — спокойно ответила Джемма.