— Портрет никого вам не напоминает?
Он еще пристальнее посмотрел на миниатюру.
— Да. Как странно!.. Да, конечно, очень похож…
— На кого?
— На к-кардинала М-монтанелли. Быть может, у этого безупречного пастыря имеется племянник? Позвольте полюбопытствовать, кто это?
— Это детский портрет друга, о котором я вам недавно говорила.
— Того, которого вы убили?
Джемма невольно вздрогнула. Как легко и с какой жестокостью произнес он это страшное слово!
— Да, того, которого я убила… если он действительно умер.
— Если?
Она не спускала глаз с его лица:
— Иногда я в этом сомневаюсь. Тела ведь так и не нашли. Может быть, он, как и вы, убежал из дому и уехал в Южную Америку.
— Будем надеяться, что нет. Вам было бы тяжело жить с такой мыслью. В свое время мне пришлось препроводить не одного человека в царство теней, но если б я знал, что какое-то живое существо по моей вине отправилось в Южную Америку, я потерял бы сон, уверяю вас.
— Значит, вы думаете, — сказала Джемма, сжав руки и подходя к нему, — что, если бы этот человек не утонул… а пережил то, что пережили вы, он никогда не вернулся бы домой и не предал бы прошлое забвению? Вы думаете, он не мог бы простить? Ведь и мне это многого стоило! Смотрите!
Она откинула со лба тяжелые пряди волос. Меж черных локонов проступала широкая серебряная полоса.
Наступило долгое молчание.
— Я думаю, — медленно сказал Овод, — что мертвым лучше оставаться мертвыми. Прошлое трудно забыть. И на месте вашего друга я продолжал бы ос-ставаться мертвым. Встреча с привидением — вещь неприятная.
Джемма положила портрет в ящик и заперла его на ключ.
— Жестокая мысль, — сказала она. — Поговорим о чем-нибудь другом.
— Я пришел посоветоваться с вами об одном небольшом деле, если возможно — по секрету. Мне пришел в голову некий план.
Джемма придвинула стул к столу и села.
— Что вы думаете о проектируемом законе относительно печати? — начал он ровным голосом, без обычного заикания.
— Что я думаю? Я думаю, что проку от него будет мало, но лучше это, чем совсем ничего.
— Несомненно. Вы, следовательно, собираетесь работать в одной из новых газет, которые хотят здесь издавать?
— Да, я бы хотела этим заняться. При выпуске новой газеты всегда бывает много технической работы: поиски типографии, распространение и…
— И долго вы намерены губить таким образом свои способности?
— Почему «губить»?
— Конечно, губить. Ведь для вас не секрет, что вы гораздо умнее большинства мужчин, с которыми вам приходится работать, а вы позволяете им превращать вас в какую-то подсобную силу. В умственном отношении Грассини и Галли просто школьники в сравнении с вами, а вы сидите и правите их статьи, точно заправский корректор.
— Во-первых, я не все время трачу на чтение корректур, а во-вторых, вы сильно преувеличиваете мои способности: они не так блестящи, как вам кажется.
— Я вовсе не считаю их блестящими, — спокойно ответил Овод. — У вас твердый и здравый ум, что гораздо важнее. На этих унылых заседаниях комитета вы первая замечаете ошибки ваших товарищей.
— Вы несправедливы к ним. У Мартини очень хорошая голова, а в способностях Фабрицци и Леги я не сомневаюсь. Что касается Грассини, то он знает экономическую статистику Италии лучше всякого чиновника.
— Это еще не так много. Но бог с ними! Факт остается фактом: с вашими способностями вы могли бы выполнять более серьезную работу и играть более ответственную роль.
— Я вполне довольна своим положением. Моя работа не так уж важна, но ведь всякий делает, что может.
— Синьора Болла, нам с вами не стоит говорить друг другу комплименты и скромничать. Ответьте мне прямо: считаете ли вы, что ваша теперешняя работа может выполняться людьми, стоящими гораздо ниже вас по уму?
— Ну, если вы уж так настаиваете, то, пожалуй, это до известной степени верно.
— Так почему же вы это допускаете?
Молчание.
— Почему вы это допускаете?
— Потому что я тут бессильна.
— Бессильны? Не понимаю!
Она укоризненно взглянула на него:
— Это неделикатно… так настойчиво требовать ответа.
— А все-таки вы мне ответите.
— Ну хорошо. Потому, что моя жизнь разбита. У меня нет сил взяться теперь за что-нибудь настоящее. Я гожусь только в труженицы, на партийную техническую работу. Ее я, по крайней мере, исполняю добросовестно, а ведь кто-нибудь должен ею заниматься.
— Да… Разумеется, кто-нибудь должен, но не один и тот же человек.