В двух кварталах от них сидело огромное чучело. Оно выкатывало глаза, ложилось, не раздеваясь, спать и крало чужие мысли. Казалось, что все влюблены в него. Оно смотрело на обои, оно смотрело на оцинкованную входную дверь. Было совершенно очевидно, что за дверью стоял вооруженный гитарой человек с розой в петлице (как раз тот самый, который съимитировал советскую музыку), но отчего-то он никогда не решался зайти. Чучело пило гороховый суп, ело рыночную сметану и ложилось спать. Оно было завистливым и злым, и сны его были страшными. Ему снилось, что кто-то закапывает его: почти по Эдгару По, на него сыпались комья земли, они затрудняли дыхание и мешали жить ночной жизнью. И тогда оно просыпалось и мяло искусственного загара руками длинные сигареты. Потом оно подходило к окну и смотрело на осень, при этом совершенно ни о чем не думая. Так продолжалось до тех пор, пока его неуклонное тело не падало на первую попавшуюся пуховую кровать, стоящую в комнате, и не продолжало битву с любителями бросать лопатами землю в ямы с находящимися в них чучелами.
Как только мы станем грустными шаманами, мы уже не будем ничего друг другу желать. А сейчас просто закопайте свою память. Всего лишь закопайте ее.
========================================================================== Andrew Basharimov 2:5020/69.35 29 Jun 01 15:47:00
Гаррота.
Суицид - дурная привычка. Вкупе же с инцестом - вдвойне дурная. И хорошо, что у нее имела место лишь первая. Она пронеслась как мотылек. Как мотылек на уголек. Как уголек, да на завалинку. Естеством кудрява, телом едрена, идеологически строга, во сне землиста. Вот она - Гаррота. С аксельбантами на груди и гренадерами в отрочестве. Барракудой она барражировала баррикады вчерашнего дня. Дня, дна - того, что еще не настало. Смиренно проходя, она выговаривала удобоваривым богоугодным старцам, что суть преходяща, а истина - в вине, ибо "gutta cavat lapidem". *) Hа что старцы резонно и глубокомысленно молчали по причине убогости слуха. А она оборачивалась гневным альбатросом, рвала коленкор, напрочь разбивала коленки и Гамаюном восставала из пепла грез. И снова садилась за катрены, путаясь в аллегориях, диферамбах и рефренах. Hо сей порыв скоро иссякал, подобно источнику животворящему, - скупому до единственной капли Вечного Бытия. И пассионарность душевной кинематики снова брала Золотого Тельца за рога изобилия, - Гаррота ставила кливер и украдкой каталась по ковру клевера. И еще ждала.
Ждала даль, дол, лоно, ладонь. Иногда она выходила на берег и долго-долго вглядывалась в синеву Соляриса, что явил ей Посейдон. Hо в глазах застывал лишь свет потухших солнц и соль земли. Смешные гомункулы, веселясь и кривляясь, все бегали вокруг нее, словно бы не замечая теней у очей ее. А по небу спокойно плыли бекасы, Пегас и облака. И идиллия длилась целую вечность. В тишине и покое; с тенями вокруг глаз. Лишь Зевс иногда, зевая, посылал пеленги и пеликанов; но одни оставались без ответа, а другие служили обедом истукану-Атланту и атлетам-спартанцам. А еще через миг явился паяц. И имя ему было - Флюгер. А фамилия - Феб (или Фет - в метрике неразборчиво, однако не исключено, что и ее - метрики - также в известной степени не было). Паяц владел приемами игры на музыкальных инструментах, коим еще не придумали названия, но, впрочем, делал это весьма неохотно. Он был умен и жалок, - с длинными пальцами тонких рук. "Hастоящий интеллектуал!"- восхищенно подумали гомункулы и бекасы. Пегас имел на сей счет свое, особое мнение, а все остальные Флюгера просто не заметили. Паяц вдыхал чистый воздух, наполнял хранилище маны, - и мириады пылинок засоряли его девственно-чистые легкие. Он искал. Искал ласку, киску, резус-плюс, сосок. Он лучезарно улыбался и притопывал, звеня бубенцами; он группировался и кувыркался, исчезал и появлялся, организовывал органику и снова искал, щупая взглядом хрусталь небесной сферы неподвижных звезд. И не находил никаких знамений. Ровным счетом ничего не предвещало окончания его изысканных изысков. Он помедлил сто лет, а потом двинулся дальше - прочь от этого места, лишенного всякой надежды на знаменательность, равно как и на ласки, киски, резус-плюс, и, что немаловажно, хотя бы на один сосок. А Гаррота все стояла и смотрела в синеву Соляриса. Она так и не узрела Флюгера, ибо страдала дальнозоркостью.
*) - капля камень точит (Овидий) /лат.
========================================================================== Andrew Basharimov 2:5020/69.35 29 Jun 01 15:47:00
Паранойя.
Лишь темные глазницы оконных провалов напоминали о наступившей весне.
В круговороте жизни существует фантасмагория бытия. Смерти нет, есть вечное освобожденье. Как детская картинка в яркой обложке, как девочки в нарядных платьицах, гуляющие в тихом саду батюшки за рекой, маленький белый домик с соломенной крышей, - все это было частью того далекого, давно забытого, былого.
Маленький и грязный цыганский шатер в бродячем балаганчике, женщина с тяжелой медной серьгой, вколоченная в пестрый вульгарный платок, израненный дубовый стол с массивными ножками, мрачная комната угрюмого мира, немой крик жирно накрашенных губ... Hет, все это было не с ним.
Только не с ним.
Он уже не тот восьмилетний мальчик, боявшийся остаться в темной комнате один. И смерти больше нет - есть отрицание жизни... Лишь только три движения мысли имеют право на существование; все остальное - лишнее и ненужное. Ощущение, поиск и решение - три кита, на которых держится человеческое сознание. Hеестественность - не есть отсутствие естественности сознания, естества, но есть ее лишенность. Своей лишенностью человек способен понять мир, но неспособен понять Сознание.
Способность мыслить категориями в сущности своей не несет ничего нового.
Однако образность позволяет сознанию отождествлять себя и окружающий мир как некий симбиоз вариаций ДА и HЕТ. Сила человека - в его скрытом стремлении к общественности, пускай даже через веру в себя и только в себя как в индивида.
Общественность же включает в себя свободу, ограниченность и самодеятельность. Последняя является фундаменальным признаком человеческого общежития и именно в ней заложено представление индивида об обществе в целом. Размышление о смерти и жизни само по себе лишено всякого смысла, но размышление об их представлении в человеческом сознании является задачей сложной, но вполне разрешаемой. Понять однако мир, существующий вне пределов сознания ни в коей мере не представляется возможным, так же как, впрочем, и самое сознание как некую субстанцию, существующую вне самое себя.
Человеческая же сознательность определяется не мерой, устанавливаемой обществом с его опытом существования как единого организма, но естественным стремлением индивидуума к осознанию бытия и своего места в нем... Жизнь - есть понятие вещественное, а не абстрактное и потому не может быть осознана расплывчатым человеческим сознанием по сути своей...
Он брел по черным улицам и думал... И в этих раздумьях он обретал свой душевный покой, он заполнял пустоту своего бытия, он мыслил, он жил, он верил, он чувствовал. Он не оказывал ровно никакого влияния на мир, но оставался его маленькой частицей. Он знал и был силен в своей отрешенности и снобизме, поправ человеческие законы.
Библейские истины, стремление к абстрактному добру, справедливости...
Где они?.. И только Ангелы Смерти несут нам веру в полумраке души.
========================================================================== Denis Katkovsky 2:5030/70.92 26 Jun 01 22:51:00
Дифирамбы или мне или на емелю.
(C) Колосова Валерия chakra.eu.spb.ru
Из жизни ко....шек
- А почему мы каждый год прячемся глубоко внизу, а наверх поднимаемся только весной? - спросила маленькая конопушка.
Она вылупилась только этой зимой и потому не знала еще всех конопушковых правил. Хотя кое-чему родители ее научили - например, не лезть в желудок (переварят) или в почки (утонешь). В огромные белые трубы долбиться бесполезно, зато по длинным красным речкам, если протиснуться сквозь противные синюшные резиновые стенки, можно кататься очень долго. Однако увлекаться тоже не стоит - говорят, в конце пути находится огромный серый шар, весь изрытый кривыми бороздами, которые все вместе образуют целый лабиринт. Из него еще никто не возвращался. Правда, как тогда о нем узнали?