— Ну, типа, здаров, — произнес я. — Мобилу тут не видел, серую такую…
— Вот эту? — спросил парень, не открывая рта, и вытащил из кармана рубашки мой мобильник. — Я ее на твоей парте нашел. Прибрал, чтобы никто не украл.
— Ага, молодец, — я сделал шаг к парню, чтобы подойти и забрать свой мобильник, но он вдруг подкинул мой телефон к потолку, и я уже попрощался с ним, представляя себе, как буду бить рожу чревовещателя хуева, но тут мой телефон завис в воздухе, на пару секунд, а затем плавно подлетел ко мне. — Так ты значит, не просто чревовещатель, да? Телекинетик, ага? Охуенно, конечно, но вы меня, дивергенты, уже заебали… то Кобаяси ебанная, то теперь еще один двинутый на мозг…
Ворча на него, я схватил свой телефон, засунул его в карман, и хотел выйти из класса, но открыв дверь… лбом ударился о какую-то невидимую преграду. Да епт твою мать! Медленно развернувшись, потирая ладонью лоб, я бросил злобный взгляд на этого парня.
— Не можешь выйти? Что ж, не спеши Кимура, ибо у меня есть к тебе серьезный разговор. Сядь, пожалуйста.
Его спокойный голос просто въедался в мой мозг. Как же бесит! Этот тон… если я еще услышу хоть слово, у меня из ушей кровь пойдет! Нудятина… сплошная нудятина!
— Кто ты, нахер, такой?
— Не переведенный ученик, как ты мог подумать. Просто мне нравится ваша форма. Она довольно удобная, — его голос… сука, и ведь самое говенное, что если я сейчас проткну себе уши, то это не поможет, ведь его голос звучит в башке! — Можешь звать меня Наблюдатель.
— Наблюдатель, слышь… а ты можешь говорить не так монотонно?!
— Могу, но для этого… — парень вдруг исчез. Вот просто — взял и исчез! Растворился прямо в воздухе! Но уже через секунду, позади меня раздался очень знакомый голос, который я не слышал уже много лет… пару лет в том мире, и всю жизнь в этом. — Мне придется поменять свой облик. Думаю, теперь мой голос будет звучать слаще для тебя, не так ли?
Медленно обернувшись, я увидел женщину тридцати пяти лет, с растрепанными черными волосами, торчащими во все стороны, с милым личиком, родинкой под левым глазом, с грудью третьего размера, одетую в бежевую ночнушку почти до пят… увидев ее, я медленно попятился, пока не уткнулся спиной в парту, за которой сидел Миямото.
— Ты ведь помнишь ее, Михаил? — произнес голос женщины, который звучал в моей голове… голос, от которого мне стало не по себе. — Помнишь?
— Т-ты… знаешь, кем я был?
— Как я уже сказал, я — Наблюдатель. Я слежу за теми, кто… скажем так, отличается от остальных. Ты никогда не думал, почему ты помнишь прошлую жизнь?
— Не задумывался над этим… оно мне зачем? Мне и так неплохо живется…
— Конечно, ведь помня, кем ты был, ты с огромной любовью относишься к своей кузине, боясь повторения того, что случилось тогда…
— Не напоминай, ублюдок, слышь! — рявкнул я. — Мне похер, кто ты, я ведь и врезать могу!
— Что ж, попытайся! — пожал плечами Наблюдатель, выглядевший как… ОНА.
Когда он произнес эти слова, я злобно хмыкнув, бросился на этого ублюдка, не обращая внимания на то, что он похож на НЕЕ, ведь настоящая ОНА была уже давно мертва. Но как только я был уже рядом с Наблюдателем, целясь ему в рожу, я вдруг почувствовал сильную боль в голове, словно кто-то зажал ее в тиски, а затем…
Затем все вокруг меня изменилось!
Сначала была темнота, бесконечная, пугающая бездна, в которую я падал. Это напоминало мне падение в темноту, после того, как меня казнили, но через какое-то мгновение, все стало еще более странным… и более пугающим для меня…
***
Я был семилетним мальчиком. Мальчиком, находившимся в просторной комнате, с деревянным полом, в которой стоял диван, стенка, заставленная посудой, книгами и какими-то фотографиями. Над диваном, на стене, висел до боли в сердце знакомый ковер. Напротив дивана стояла большая тумба, на которой находился «пузатый» телек. А между этой тумбой и диваном…
На полу, прижимаясь к дивану спиной, сидела женщина, голова которой была зажата коленами ублюдка в черной кожаной куртке и шапочке-маске, в которой были лишь прорези для глаз и рта. Этот ублюдок, с усмешкой, держал в правой руке пистолет, дуло которого упиралось женщине в висок. У женщины из глаз лились слезы… ведь ее заставляли смотреть, как ее собственную дочь насилуют двое! Тоже в кожаных куртках, со спущенными штанами, в таких же шапочках, которые закрывали их ебальники… один спереди, другой сзади… а между ними была девочка двенадцати лет, полностью обнаженная… ублюдки смеялись, и что-то говорили, но слов было не разобрать… у глаз из девочки же лились слезы, но она не могла смотреть, так как в ее рту…
Чуть позади, дальше в комнате, в луже крови, лежало тело мужчины. Кровь из-под него просачивалась между досок…
Мальчика, которым я был, держал такой же ублюдок в кожаной куртке и маске. Он прижимал к виску дуло, нещадно давя его… мальчик захлебывался слезами, но не мог ничего сделать… он лишь копил в себе злость, не думая ни о чем, и просто запоминал голоса ублюдков…
***
Снова черная бездна, после которой была другая сцена.
Теперь я уже был тринадцатилетним мальчиком, стоявшим в комнате, напоминающей кабинет. Диван, большой стол, на котором было разложено много папок, стояла фотография в рамочке. На диване лежало тело женщины, одетой в синей халат. У нее была дырка во лбу, из которой текла струйка крови. Ее безжизненные глаза ничего не могли видеть…
Зато глаза мужчины, что сидел прислонившись спиной к столу, видели многое. Он был жив, хотя у него были прострелены обе ноги. И он с ужасом смотрел, на меня, который держал за волосы девушку, сильно избитую и раздетую. Эта девушка была дочерью этого мужика… кажется, ей было пятнадцать…
Хочу, чтобы ты чувствовал тоже самое, что и я, отчетливо слышал я голос, который был грубым, потому что лишь недавно начал меняться. Голос принадлежал мальчишке, которым я был, и который, сказав эти слова, приставил дуло пистолета с глушителем к виску девушки и нажал на спуск…
***
Опять недолгое падение в бездну и очередная сцена.
Кладбище. Солнце уже почти зашло за горизонт. Я по-прежнему был тринадцатилетним мальчишкой. Я был одет в кожаную куртку и джинсы. Под курткой, за пазухой, была кобура с пистолетом, а в руках я держал три букета. Огромных.
Я стоял у тройной могилы. Дмитрий, Анастасия и Полина Соболевы… Мужчина, женщина и их дочь… под именами, на мраморном памятнике, были фотографии Соболевых. Памятник был дорогой, а деньги на него были заработаны кровью и потом… и чужими жизнями.
Я… я не знаю, что мне теперь делать, говорил мальчишка, по очереди складывая букеты на могилу. Я… убил их всех, но моя жизнь теперь потеряла всякий смысл… мне не стало легче… нисколько… я бы даже сказал, наоборот, продолжал говорить мальчишка, вытирая рукой слезы, текущие из глаз. На дворе стояла осень, и он был в перчатках, которые уже были мокрые от его слез. Это был последний раз когда мальчишка плакал, ведь после этого, он никогда не возвращался к этой могиле….
***
Падение в бездну и другая сцена.
Темный переулок. На дворе середина ночи. Я был мужчиной тридцати четырех лет. Стоя посреди переулка, я протягивал руку в черной перчатке женщине, которой тогда еще было тридцать два. Эта была та самая женщина, чей облик принял Наблюдатель. Только на несколько лет моложе, хотя с тех пор она не сильно изменилась…
Несмотря на то, что женщина дрожала, испуганно глядя на меня, и три трупа, которых я убил голыми руками, просто сломав им шеи, она слабо улыбнулась, и взяла меня за руку.
Как тебя зовут, грубо спросил мужчина.
М-Мэри, ответила женщина.
Прости Мэри, но я спас тебя не из благородства, сказал мужчина, мне нужно жилье на пару дней, чтобы залечить раны и отдохнуть. Мужчина показал ей рану на правом боку. Пулевое ранение… ему было не привыкать, потому он не сильно беспокоился. Пуля попала не глубоко, и он знал, как ее достать.