Книга упала на пол, вслед за ней сползло одеяло. Любовь Михайловна корила себя, обзывала грязной нимфоманкой – педофилкой, но руки продолжали заниматься стыдным делом. Они не казались чужими, нет, наоборот, действовали по воле головы, но в голове творилось чёрт знает что. Вожделение было диким, ранее не ведомым - в моменты самой большой своей страсти подобной силы чувства она не испытывала.
Оргазм приблизился не как при обычной, обыденной мастурбации, - в свои тридцать шесть лет одинокая учительница периодически занималась самоудовлетворением, - не зародился тёплым комочком внизу живота, а жарко дунул в промежность. С последним стоном-воем, когда пальцы утонули в тёплом, текущем ручьём чреве полностью, каждую клеточку, каждый атом горячего тела поглотило цунами наслаждения. Сладкие судороги сотрясли мышцы, чуть не сломав пальцы в глубине лона, и наступило блаженство…
Эту ночь ей снился Пётр. И в одежде и без. Она его хотела, несмотря на малолетний, буквально сыновий возраст.
Увидев Любовь Михайловну, я ошалел. Стоящей передо мной хозяйке, только что впустившей меня в квартиру, не было тридцати. Красивая девушка в розовом, приталенном узким пояском шёлковом халатике с драконами, распущенные волосы, ниспадающие волнами на плечи, стильный макияж, как у элитной шалавы. Не встретил бы её вчера, не поверил бы, что передо мной типичный синий чулок. Десять лет, как минимум, от возраста отняла, превратилась в настоящую секси-гёрл, как в качественном порно с натуральными, не силиконовыми актрисами.
- Извините, Любовь Михайловна, - сказал я, сглотнув густую, с трудом упавшую в пищевод слюну, - не напомните, зачем вы меня пригласили,?
- Ты же сам попросил подтянуть тебя по биологии, - удивилась учительница, – ЕГЭ собрался сдавать. Ты на домашнем обучении отстал, догонять материал надо… - и возмутилась. – Нельзя же быть таким беспечным, Петя! Я ради тебя важную встречу отменила, а ты не помнишь, зачем к учителю идёшь? Стыдись!
- Так мне уйти можно? – поинтересовался я, хитро прищуриваясь. С первоначальным потрясением, испытанным от преображения доски с глазами, ставшей вдруг молодой горячей красоткой, я совладал.
- Я тебе уйду! Раздевайся и проходи в большую комнату, - и, смягчившись, пояснила. – Я там стол накрыла. Перекусишь, Митрофанушка? Не хочу учиться! А жениться ты случаем не собрался? – пошутила, в двух словах обыграв классическую пьесу Фонвизина.
Знала бы, как близка оказалась к истине! Я мысленно ухмыльнулся и ничего не ответил. Проследовал вслед за учительницей в большую комнату.
На белоснежной скатерти томно вздыхали салатики трёх разных видов, пыжились, надувая щёки, мясные нарезки разного сорта, мирно спала разнокалиберная зелень, громко заявляли о собственной важности фрукты. Гордо расправив твёрдые плечи, вкусное изобилие возглавила бутылка красного вина, как генеральный директор солидной корпорации среди каких-то там жалких исполнительных директоров.
- У вас праздник? – делано изумился я, чего-то подобного ожидая, но не в таком роскошестве.
- Для меня каждое занятие – праздник, - произнесла Любовь Михайловна торжественно, но, выдержав паузу, усмехнулась с горечью. – Намечалась одна встреча, которая не состоится… давай не будем о грустном, присаживайся.
- Где у вас руки помыть? – спросил и… не выдержал. – Любовь Михайловна, подойдите, пожалуйста, ко мне… ближе… не отводите взгляд…
Она вошла транс буквально через минуту. После команды «спать», согласно распоряжению, осталась стоять с открытыми глазами, слегка покачиваясь.
- …совратите меня прямо сейчас. Сами предложите перейти на «ты»… три!
Взгляд её умасливался постепенно, будто похоть закапывалась в глаза из пипетки, капля за каплей. Лицо, как ни пыталась женщина скрыть возбуждение, преображалось: зарумянилось, озарилось желанием; стало хитрым, охотничьим, более красивым и манящим. Я от волнения сглотнул. Сглотнулось трудно – мешал нервный ком.
- Пойдём, Петя, приступим к уроку, - позвала томным голосом и повела меня за руку в другую комнату, в спальню. – Я покажу тебе женское тело. Надо всё изучать на натуре, мальчик… и давай на «ты»… скажи Люба…
Мы подошли к двуспальной кровати, застеленной покрывалом в цветочек.
- Люба… - хрипло произнёс я, и мои уста закрылись жарким поцелуем, впервые в жизни.
Я задохнулся. Меня пробил разряд вольт в восемьсот. Её губы оказались нежными, сладкими и упругими, что тот персик на картине с девочкой.
- Приоткрой рот, - скомандовала, тяжело дыша от страсти. Ей приходилось задирать голову, чтоб наши губы сравнялись. – Смелее, не стесняйся, пропусти мой язык…