Результат аудита учительницу не устроил. Ещё больше нахмурившись, подняла с пола халат, бельё, оделась и запахнулась. Подошла к окну и закурила, от меня отвернувшись. Я тем временем разговаривал.
- Ой, Катриш, неинтересно было. Приходила педагогический долг исполнить, поддержать, так сказать. Поинтересоваться приходила, как же я их, белых и пушистых, посмел бросить.
- А ты что? – живо заинтересовалась сестрица.
- А я что? Я правду – матку рубанул, как с плеча, наотмашь…
- И? – не выдержала паузы, как я и надеялся. – Какую правду рассказал?
- Да что задолбали все, видеть их не могу. Ты же знаешь, я обидчивый. – В это время учительница, только что затянувшаяся, повернула ко мне голову. Взгляд её был серьёзен.
- А она что?
- Прости нас, ты не так, мол, наш игнор понял, а на самом деле ждём – не дождёмся, возвращайся…
- А ты? Не тяни давай!.. Вернёшься?
- Я с дуба не падал, сестрёнка, меня и там неплохо кормят. Пацаны нормальные, девки симпатичные.
- Ага, нормальные! Там одни колдыри живут, алкаш на алкаше, нарики как крысы на помойке шастают… а на автобусе каждый день не надоело? Вернулся бы ты, Петюнь…
- Брось, Катриш, люди как люди, как везде. Не верь слухам. А маршрутка не напрягает, ты же знаешь, я – жаворонок. И мама сказала, что ей не тяжело, не обеднеем…
- Дурак ты упёртый! – резюмировала сестрица. – Когда домой?
- Утром. Как только, так сразу. Свечи на торте зажинайте, как проснётесь. Всё, пока.
- А… - хотела ещё что-то спросить, но передумала. Постеснялась, не иначе. – Ага, пока.
- А я ничего не понимаю, - высказалась Люба, как только я сделал отбой. – Впрочем, без разницы, - заключила, затянувшись и выпуская дым. – Значит, ты сейчас у Мишки… Бакланова? - на всякий случай уточнила. Я кивнул. – Ну ты наглец… - произнесла скорее восхищённо, чем осуждающе. – А на самом деле ты с ним как? Раньше друзьями были.
- То было давно и неправда…
- Нет, ну, в самом деле?
Немного посомневавшись, я решил пооткровенничать.
- Мишка дольше всех ко мне приходил, целый год. И год не появляется. – Ответил я неохотно. – Полгода назад я из всех соцсетей удалился и последнего друга, Мишку, заблокировал… дольше, чем других терпел…
- Терпел?! – изумилась классная руководительница. – Как это эгоистично! Ребят можно понять, они дети! Свои, детские дела, заботы, проблемы. Быстрые знакомства, лёгкие расставания, обиды, обострённое чувство справедливости, влюблённости…
- А я кто? Не ребёнок? – перебил я, напыжившись.
- Ты? – удивилась Люба и, прищурившись, задумалась. – Порой гляну на тебя, а ты совсем взрослый, старше меня… а порой дитё…
- Посиди пару лет в четырёх стенах, лишь с двумя бабами общаясь, повзрослеешь. А ещё если знаешь, что скоро умрёшь, когда чувствуешь, как с каждым днём слабеешь… а, забей. Хватит об этом, - сказал, проследив, чтобы тон был не командным. Прекращать разговор насильно почему-то не хотелось.
Лена загасила окурок, подсела ко мне и запустила руку в мою шевелюру.
- Бедненький, - сказала с сочувствием. – Но всё хорошо кончилось, не правда ли? Не расстраивайся, ты же выздоровел. Даже как выздоровел! – похвалила, потеребив мне волосы. - Взрослый мужик позавидует… А как, кстати? У нас слухи ходили, что ты… очень круто попал, чуть ли не смертельно болен.
- Ты чем слушаешь? Говорил же, умирал… оказалось, врачи виноваты были. Они таблетками меня кормили, на которых у меня аллергия. Перестал пить и выздоровел, - о ведьме не рассказал бы под страхом смерти.
- Не поняла. Очень странная история. Бессмысленный набор слов какой-то. Если это правда, то надо в суд подавать. Твоя мать планирует?
- Всё, хватит, забей. Не интересуйся больше моей болезнью, ну, пожалуйста, - вспомнив о ведьме, решил остановиться. Не надо выносить вопрос болезни дальше собственной головы. – Давай лучше вино допьём. Вон, целых полбутылки осталось.
Вино подняло настроение и мы перешли к развлечениям. Она рассказывала смешные истории из школьной и личной жизни, я из своей, наполовину выдуманные. Травили анекдоты, играли в карты на раздевание, для чего и мне, и ей сначала пришлось поплотней одеться. Обоюдно оставшись в неглиже, приступили к фотосессии – куда потом девать снимки не задумывался, пообещал только никому не светить. Люба изгалялась в меру собственного представления о красивом и сексуальном, я её поправлял, командуя «замри» и вручную меняя положения тела. Люба, обнаружив себя в совершенно другой позиции, смеялась заливисто, как пятилетняя девочка. Я тоже веселился.