- Хватит, ведьма! – я вспылил, поняв, что она просто-напросто развлекается. – Объясняй, а то уйду и не вернусь никогда. Плевать на находки, сам разберусь как-нибудь. Поверь, я найду способ, путь уже понял…
Видимо, ведьма что-то уловила.
- Не покидай меня, соколик, - произнесла притворно грустно. – А хотя… попробуй, а? Или только грозиться горазд?
«Ах ты сука! – подумал я и мысленно отсчитал, приказывая себе проснуться. – Раз, два, три…».
Когда ведьма стала плавно удаляться, будто погружаясь куда-то вглубь, словно утопленница в омут, ясно расслышал восхищённый шёпот:
- Вернётся Митрофанушка, никуда не денется… но силён…
Проснулся я в крайне возбуждённом состоянии, сна не было ни в одном глазу. Пометавшись, позвонил Любе, услышал от неё «да, одна, а что?..», вызвал такси и был таков. Хорошо, что могу внушить маме и сестре всё, что угодно. В двенадцать я уже набирал домофон Любиного подъезда.
Она долго отнекивалась, но я взял на жалость, сказав, что последние деньги на тачку истратил, займи, мол, и я сразу уеду. Не знаю, поверила или нет – не интересовался впоследствии – но дверь открыла. Сходу восстановив все прежние установки, я оторвался по полной. Причём, непонятно за что наказывая, заставлял женщину повиноваться приказам без желания и испытывал удовольствие от наблюдения за недоумением жертвы, за её злостью и беспомощностью, когда тело выполняло приказы помимо воли.
Негромко ругая меня последними словами, согласно приказу пригасив голос, Люба стояла раком, раздвигая руками ягодицы, не смея шевельнуться. А я работал сзади поршнем, изредка хлопая по вялой попе ладошкой. Видимо почувствовав, что я вот-вот разряжусь, Люба вдруг резко замолчала. Шумно застонала, учащая дыхание, и член плотно сдавило, будто бы заранее старалась выдавить семя досуха. Судорога пробежала по её телу волной, ни на йоту не изменив неудобное положение. Громкий стон-оханье сопроводил поток напряжения. Я кончил вместе с жертвой, едва не захлебнувшись в блаженстве. Так хорошо мне ещё не было. Внутри взревел саблезубый тигр. Взревел так громко, что, показалось, я оглох и оглох надолго. В нирване расплылся по паласу и только, наверное, через минуту услышал Любин шёпот.
- Отпусти меня, пожалуйста… - она так и продолжала стоять, неудобно раскорячившись, сгибаясь практически под прямым углом, держа баланс одними ногами без помощи рук, которые по-прежнему раздвигали ягодицы. Из её больших глубоких глаз ручьём текли слёзы.
- Расслабься и ложись рядом, - приказал я, почувствовав укол совести. Да и настроение стало благодушным. – И помолчи пока.
Повалявшись ещё немного, поинтересовался.
- Как это ты кончила, тебе же не нравилось?.. – прослушав молчание, догадался дать разрешение. – Можешь говорить. Но отвечай только по существу.
- Сама не знаю. Сначала противно было, казалось, ты меня насилуешь, но постепенно завелась, словно я – мазохистка, хотя раньше подобного за собой не замечала. Кончила и корю себя… чувствую себя куклой, которую садист снасильничал, а ей понравилось. Ты… - и заткнулась. Наверное, хотела сказать что-то «не по существу». Приказы исполнялись чётко.
Потом она старательно делала мне минет, сложив руки за спину; после скакала наездницей, по ходу действия читая наизусть стихи, тщательно следя за ритмом.
- Три девицы под окном пряли поздно вечерком, - прикольно, согласитесь. Или из Федота–стрельца. - К нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол, - сказ Филатова она знала практически весь.
Мне было весело и веселье оттягивало оргазм, что сделало его ещё слаще: как для меня, так и для неё – Люба признавалась честно, как на духу.
Все-таки рабовладельцем быть здорово. Аж пять раз здорово.
Вольную Люба получила часа в четыре утра, когда мы лежали в постели полностью выжатые, словно простыни, из прожарки вынутые. Я вдобавок скорбел о бесполезно уходящей энергии, которая стекала с меня в никуда, как вода со свечи – легко, не задерживаясь, не прилипая. Не видел, не слышал, не чувствовал, а ощущал каким-то неясным фоном, чисто на уровне интуиции. Наверняка есть способ удержать прорву силы, на меня обрушившуюся, бабка что-то болтала о накопителях…
- Через три часа мне вставать, - вздохнула учительница. – На работу надо, будь она неладна. А встану я уже беременной, чую. Самый срок…
- Спать, - бросил я, привстав и поймав её взгляд. – Когда я скажу «три» ты поработаешь своим волшебным пальчиком, средним. – Силы, подумал я, пока ещё полно, на заговор должно хватить, но кто его знает. Не хочется в унылый серый мир угодить даже на несколько минут, очень там неприятно, знаете ли.