- Да, да… подходит, Катришечка, подходит! – завопил я, задыхаясь от восторга. – Темп держи этот, пожалуйста, не останавливайся, умоляю тебя, сестричка любимая… сейчас, сейчас, сейчас… вот, уже… - из моего горла раздался рык и хрип, в котором с трудом угадывалось длинное победное «да-а-а-а!», и я выстрелил.
Толчок за толчком вытекала сперма, вызывая немыслимый восторг, от привычного оргазма отличающийся как земля от неба. Не лучше и не хуже, не сильнее и не слабее, а просто по-другому: удовольствие, блаженство, удовлетворение были иными, словами не описываемыми. Наверное, также отличаются действия героина и кокаина, когда ощущения сильно разнятся, но объединяются общим понятием кайф. Я рухнул на кровать измочаленной тряпкой, но нашёл силы перевернуться на спину, пряча ягодицы, внезапно ставшие моим самым уязвимым местом.
Увидев Катришку, я ошалел: она стояла совершенно нагая, широко растопырив бёдра, и, с силой зажмурившись, обеими руками яростно шуровала у себя между ног. На лобке её красовалась чёрная вертикальная стрелка из тщательно сбережённых волосиков, указующая туда, куда надо указывать, неопытный взор, так сказать, направляя.
Я подождал, пока она кончит – что случилось быстро, едва ли не за десятки секунд, относительно тихо и почти без напряжения, - потерпел, не звал, пока она минуту отдыхала, успокаивая дыхание, и обратился, наконец, к ней.
- Катришка… - поймал её взгляд, полный счастливого, масляного блаженства, и отправил в сон. – Спи, не отвлекаясь ни на что, спи глубоко. Разбудить тебя невозможно – хоть резать начнут наживо, будешь спать, как убитая. Лишь только я могу вывести тебя из транса. Спать, спать…
Немного передохнув, почувствовав, что силы вернулись в полном объёме, я поднялся на ноги. Не торопясь, оделся. Откинул покрывало, отмечая, что придётся его замывать или застирывать, и с пола на кровать поднял спящую сестру. Прикрыл голое тело, оставляя мокрое пятно в стороне от Катришки, и крепко задумался.
На столе валялась открытая шкатулка, мне не поддавшаяся, запястья сестрицы обхватывали тоненькие тесёмочки из сыромятной кожи один зеленоватого, другой розоватого оттенка – её содержимое, наверняка. Коробочку я мог оставить здесь сам, не помню, но как Катришка добралась до содержимого? Ума не приложу. Может, банально на женскую руку заклятье заточено? А как узнала действие? Что-то болтала о сне…
Вертел и так, и эдак, но ожидаемо вернулся к давно отложенной мысли, что кроме вредной ведьмы, никто мне поможет, придётся идти на поклон. Смирить гордыню, сжать волю в кулак и ленью не прикрываться. Ну, здравствуй, Лизавета Юрьевна или как тебя там…
- Это тебе карма за то, что над учительницей издевался, - произнесла ведьма серьёзно, но не выдержала, хохотнула и продолжила с искренним сочувствием. - Отшлёпали тебя, милок?
Чем удивила безмерно. Её реакцию просчитать невозможно. Думал смеяться, издеваться долго будет, и лишь потом, возможно, поучит, а она вот как. Сочувствует, блин, и понимаю, что вполне искренне.
– Не переживай, липкие волосы Афродиты кого угодно на колени поставят, наплюй. Я сама под это заклятие попадала. Выболтала всё, о чём она пытала, а сука старая всё равно помирать меня оставила… от волос Афродиты очень даже погибнуть можно, как ты понял, мучительно…
- Как спастись сумела? – поторопил я, не выдержав долгой задумчивости. Ведьма, похоже, от воспоминаний впала в прострацию.
- Спасение одно. Ты знаешь какое, прочувствовал. Я в лесу стояла, за ель держась, двое суток почти. Ослабла, на руках висела, считай, но мать-земля помогла мне. Волка сначала отогнала, козу подсунув, а после пастушка приманила, которого козу искать послали. Он на меня молодую-красивую позарился. Я умолила его, уболтала… язык под Афродитой изощрённым становится, правда?
Я согласно кивнул.
- Правда. Всё, что угодно пообещаешь, совести совсем нет.
— Вот и я пообещала… исполнила потом. Но для Афродиты последнее не важно, заклятье не для того создавалось. Предание гласит, что обратилась как-то к богине жена молодая, некрасивая и пожаловалась заступнице, что муж к ней остыл, что по ночам не замечает, лицо воротит. Сжалилась тогда богиня над несчастной, сорвала два локона, скрутила в нити и велела повязать их на руки. Сказала похлопать мужа по заду дважды обеими руками и никуда он тогда не уйдёт, не отвернётся, и любые тайны откроет, о которых жена попросит. Полюбовницу никак не скроет, а законную свою пуще жизни своей возжелает. Примерно так. Амулеты из шкатулки те самый, едва меня не погубившие. Отомстила я карге старой и браслеты с трупа сняла. Древние они оказались, чуть ли не богиней сотворённые.