На таксиста я навалился всей мощью своих способностей.
- Ты устал, брат, - говорил лицу кавказской национальности, поймав его взгляд.
- Устал, - подтвердил он, медленно моргая.
- Расслабься, всё хорошо… отдохни… расслабься… отдохни… спать! – мужчина плавно упал грудью на баранку.
Я откинулся на спинку и расслабился, наблюдая за выходом из клуба.
Ночь, фонари, мигающий снег. Шёпотом урчит двигатель, тихо шумит печь. В машине было тепло, думать было комфортно. Отвлекала лишь злость, перешедшая в какую-то нелепую детскую обиду, котрая переживает больше за собственную беспомощность, бессилие, унижение и бесчестие, чем копит ненависть к неприятелю. Но и подстёгивала обида, впрочем, тоже.
Время близилось к четырём утра, когда из Нирваны вывалилась весёлая компания во главе со Славиком, который держал под руку Лену; пьяная Марина хохотала, повиснув на двух мордоворотах - охранниках. Завёлся припаркованный джип Лэнд Крузер, огромный, словно дом на колёсах, подкатил к компашке, и все загрузились в глубь безразмерного кузова. Один из секьюрити сел рядом с водителем.
- Поехали за ними, - распорядился я, - только аккуратней, чтобы слежку не заподозрили.
Я внушил водителю не задавать вопросов и честно нанял его, заплатив двадцать тысяч. Он готов был землю рыть. Потом меня забудет.
Ехали недолго, минут десять. Остановились перед шлагбаумом, который отсекал от улицы глубокий двор, составленный тремя новыми одноподъездными девяти – пятнадцатиэтажками стоящими буквой «П», возрастая слева направо. Джип подъезжал к центральному дому.
- Так, брат, – обратился я к водителю. – Встань в сторонке и жди меня до… девяти утра, - я взял большой запас, - не появлюсь, уезжай.
Глубоко вздохнул, медленно выдохнул, расслабляясь, и сам себя погрузил в недавно найденное состояние, которое назвал «игра».
Чего я только не пробовал, сидя в засаде! Проклятья, порчи, любые чары нуждались в силе, которой у меня не было. Я выл с досады, остро сожалея о том, что не успел с накопителем, твёрдо обещал себе заняться им сегодня же и размышлял, как выкрутиться. Плюнуть на Славика, оставить всё как есть – даже тени подобных мыслей не возникало; я был обижен и зол, а к злости густым футуристическим мазком примешалась ревность. На всякий случай наговорил на снежок порчу-засушку – что-то наподобие моего рассеянного склероза, только быстродействующий, двое – трое суток и труп, - кинуть в Славика шарик снега, к моему удовлетворению в тепле не тающему, и готово. Правда, что произойдёт со мной, когда сила потянется из моей сути, я даже предположить не мог и проверять не хотелось. Стал перебирать другие варианты и наткнулся на лежащую на поверхности способность к внушению, к внушению не только кому-то, а самому себе. Если достать Славика, будучи его противником, крайне проблематично – проверено на охраннике, когда мы с ним торчали возле выхода из Нирваны, - то почему бы не обратиться к самому себе? Что это даст – другой вопрос.
Я внушал себе, что я сильный, ловкий, умелый, что я колдун, пользующийся открытыми источниками Инь и Ян – всё бесполезно, лишь время потратил. Способности появляться не желали. Тогда я впервые осознано прислушался к интуиции, как – не спрашивайте, не объясню. Вроде бы отрешился от всего, отпустил мысли… и понял, что всегда знал это. Лешии, кикиморы и прочие фольклорные создания живут в параллельном мире, возможностями обладают невероятными; такими, какие только вообразить можно. Но параллельный, сказочный мир я не знаю, что внушать не ведаю, зато отлично представляю другой вымышленный, виртуальный мир компьютерных игр. Там тоже можно прописать себе любые свойства.
Дальше просто. Надо внушить себе, что я – высокоуровневый игрок, а весь мир – компьютерная игрушка. Люди – низкоуровневые персы и я по-любому круче. Выйдя из машины, я голой рукой толкнул фонарный столб и тот загудел, стряхивая с себя снег, который заплясал-закружился яркими, красивыми блёсками. Я бы запрыгал от восторга, если бы не побочный эффект – мир стал серым и неинтересным, каждая живая душа, точнее, персы, - оценил по водителю и по двум прохожим, - были неприятны, веяло от них какой-то необъяснимой жутью, враждебностью, от которой хотелось укрыться. Не панически, терпимо, но состояние крайне неприятное; будто ночью на кухне свет включил, а там всё тараканами кишит, которые, сволочи, не побежали в панике, а наоборот, на тебя полезли. Мерзко. Интуиция почти сразу подсказала, что я чувствую себя, как нежить в человеческом муравейнике. Я понял куда делись домовые и лешие: они просто-напросто разбежались, когда людей стало слишком много. Люди собственным числом свои же фантазии в сказочный мир выдавили; а собственной верой или неверием богов возвеличивали или в забвенье вгоняли. Знания обрушились разом, лавиной, облепили меня и всосались без остатка, создавая впечатление, будто я вспомнил давно забытое…