- Путано, но ясно, - завершил я её повествование. – Надоело, что он с рук ест?
- Да, - сказала на и отлипла от шеста. Подсела ко мне на софу, пригубила мартини. – И нет. Слушается он меня не по-рабски. Я, например, не могу ему приказывать, как ты мне… не возмущайся! Так ведь и есть. Сама не знаю, что хочу. А в принципе, ты можешь убрать приворот?
Я подумал и ответил.
- Пожалуй, да. Хоть завтра. Только… вернёт ли это любовь?
Люба со стоном откинулась на спинку и закрыла глаза. И вдруг попросила.
- Поцелуй меня.
Я пожал плечами и исполнил просьбу.
- Не так, со страстью… ну же, сильнее. Вот так! – с силой обняла меня и впилась до крови. Я от неожиданности забился, как муха в паучьих лапах. Люба тем временем повалила меня на диван и начала бешено срывать с меня одежду. – Шлёпни меня по попе, - попросила срывающимся голосом. – Сильнее… ещё сильнее! Да задери ты юбку, боже мой! – и вот от этих слов я взъярился – упоминание Бога, - понятно, кого имела виду Люба, - разозлила меня донельзя.
Колготки порвались с треском молнии. Стринги выдержали напор, как я ни старался – из них бы наручники для маньяков делать – и приятно, и надёжно. С рычанием я сорвал их вниз. Люба, удобно сдвинув ноги и подвигав попкой, помогла. Привстала, трусики с лохмотьями колготок с моей помощью опустились на застёгнутые сапоги. Я вскочил на ноги и хотел было развернуть удобно стоящую на карчах женщину к себе задом, но она попросила, тяжело дыша.
- Дай мне пощёчину… - я, не раздувая, шлёпнул её по щеке, силу особо не сдерживая. Её голова мотнулась. – Да-а, - прорычала сквозь зубы. – Ещё… накажи свою сучку ещё… - я ударил другой рукой, возбуждаясь при этом выше неба. Выше луны и солнца – не помню, когда я испытывал подобную смесь вожделения и ярости.
- Шлюха! – выкрикнул я хриплым голосом и развернул-таки женщину, едва не сбросив её с дивана. – Сука!
- Да! Я твоя шлюха! Сучка текущая! – вторила учительница, - грязная, мерзкая шлюха! Возьми меня грубо, жёстко… быстрее! – А я, капая слюнями, лихорадочно, со злостью расстёгивал ремень, матерясь в голос, о том, что навыдумывают козлы одежды всякие…
- Сильнее! – завопила она, когда я сходу вогнал свой твёрдый уд в её лоно. – Да! Да! Так! Наказывай свою шлюху, наказывай! У-у-у, - загудела, когда я одновременно с толчками стал хлестать её ладонью по заднице до красноты, до алых потёков, обзываясь отборным матом. Догадался намотать волосы на руку и потянуть, задирая голову до треска в шее. Люба завыла громче, но вырываться не стремилась.
Наказание продолжалось долго, я, окунаясь в наслаждение, ловил её силу раза три уже, которая исходила вместе со сладострастными воплями, возбуждение при этом не теряя, когда она неожиданно приказала:
- Возьми меня в зад. Возьми свою сучку в её грязный зад, немедленно!
Не думая, я приставил член к морщинистому шоколадному колечку ануса, как специально расположенного удобно, на уровне моего паха, и надавил. Ничего не вышло, и Люба зарычала от злости.
- Давай сосунок, сильнее дави, мерзкий мальчишка! Шлюху отодрать не в силах?!
- Раздвинь булки, сучка, - прошипел я, чтобы ответить хоть что-то и догадался-таки плюнуть на сжатую дырочку, смочить головку, растереть и надавить на анус снова…
- А-а-а… - монотонно завыла Люба, пока я медленно, миллиметр за миллиметром, преодолевая сжатие неразработанного сфинктера, вставлял ей в зад, сам испытывая боль в перетянутой уздечке… и заскользил, провалившись, чувствуя гораздо большую плотность, испытывая иные ощущения. Не сказать, что более сладкие; скорее острые, как аджика на шашлыке.
Перегруженные ноги женщины, и так дрожащие как осиновый лист, подкосились, и мне пришлось подхватить её за таз и удерживать руками, одновременно делая фрикции. Было неудобно, но я в запале не замечал никаких неудобств, а только слушал смешанный со стонами вой, грязную ругань интеллигентной учительницы и ждал, специально не воздействуя на наступление оргазма.