И действительно. При всей своей юной внешности Настька производила впечатление опытной, много повидавшей женщины. Было у неё что-то в глазах, в поведении, в уверенных словах и жестах. Опасная девочка со взглядом волчицы в нарочито простеньком белом сарафане с вышивкой в псевдо-славянском стиле с брендовой сумочкой стоимостью не одну штуку баксов на запястье. Багаж в виде чемодана на ручке и колёсиках катила Верка.
- Чуешь? – спросила Настька у Верки, носом принюхиваться даже не пытаясь.
- Да, госпожа, - ответила последняя, втянув воздух. – Розы и другие цветы. Целый букет. Сильнее, чем в магазине пахнет…
- Дура, сколько тебе объяснять нужно? Не принюхивайся носом, учись ловить эманации головой. Всем нутром своим слушай… а, сколько говорить можно… - Настька отмахнулась от ученицы, а та испугано вздрогнула. Ведьма на её реакцию не обратила ни капли внимания. – Иди чаю мне принеси, я пока прилягу… - с этими словами Настька прошла в спальню и, с наслаждением раскинув руки, как была в босоножках, растянулась на заправленной двуспальной кровати. Прикрыла глаза и словно уснула. Движение небольших аккуратных грудок скорее угадывалось, чем замечалось взглядом.
Верка на кухне пошумела чайником и вскоре понесла ароматный напиток в спальню. На подносе, кроме чашки на блюдце, лежало свежее бисквитное пирожное с кремовой розочкой на вершине. Подойдя к наставнице, ученица склонилась, не смея ставить поднос на зыбкую почву кровати, и доложила.
- Чай подан, госпожа, – при этом голос её предательски дрожал от страха. Лицо побледнело.
Настька лениво повернулась на бок и приподнялась на локте. Аккуратно пригубила парящий напиток. Не прокомментировала вкус, который, видимо, её полностью устроил, а сказала.
- Ну вот объясни мне, как тебя не наказывать? Ты знаешь, что должна делать, а сама с подносом мучаешься, куда пристроить догадаться не можешь. Ты совсем тупая? Впрочем, вопрос риторический. Если до сих пор простой защитный наговор от битья освоить не можешь… или научилась? Ну-ка, произнеси.
Верка сдавленно промычала низкое гортанное слово из двух слогов. Настька поморщилась и чётко артикулируя звуки, коротко высказалась на мёртвом языке. Сказанное я перевёл как «Мать-Сыра Земля, омуты тёмные, сокройте меня от увечий телесных от ударов злокозненных», - простой добротный заговор. Будут бить – удары вреда не причинят; тупые предметы начнут вязнуть перед телом, будто в кисель погружаясь. На холодное и тем более на огнестрельное оружие не распространяется – плотности силы не хватает, сколько ни вливай.
- Поняла? А, кому я говорю, - произнесла Настька, поморщившись. – Смотри внимательно на ладонь и не дрожи. Не приведи Мать-Земля дёрнешься и чай прольёшь, знаешь, что тогда будет, - сказала безразличным тоном и начала отчёт. – Раз… два…
Верка стояла согнутая с подносом в руках и бледнела всё сильнее и сильнее, хотя казалось, что больше некуда. Внимала счёту и готовилась, но… напрасно. Настька не произнесла привычное «три», а раньше согнула две фаланги правого указательного пальца, который стал выглядеть как клюв, вышедший из плоской ладони.
Как ни закусывала Верка нижнюю губу, стон во рту удержать не получилось. Поднос всё-таки дёрнулся, но на счастье незадачливой ученицы чай лишь капелькой сбежал на блюдце, не более. А я глубинным зрением, на которое перешёл интуитивно, заметил, как спину Верки огладила гибкая, звенящая от напряжения розга, сотканная из силы. Кровь на блузе не выступила, но я был уверен, что под тонкой тканью образовался багрово-синюшный страшно болезненный рубец. М-да, ученице настоящей ведьмы не позавидуешь.
А мне с глубинным зрением надо осторожничать: кажется, опытная колдунья что-то почувствовала, как кот Баюн, сказавший мне, что его «буравит». Она снова внимательно осмотрелась, мазнув по мне, из-под стола выглядывающего, невидящим взором. Я нервно сглотнул. Включённый браслет, да погружение в мир сказаний – не хухры-мухры, а вещь стоящая.
- Ты что-нибудь почуяла? – поинтересовалась Настька, но сама же сплюнула. – да кого я спрашиваю?
- Нет, госпожа, извините, - срывающимся голосом произнесла Верка, с трудом сдерживая предательскую слезу, готовую вот-вот покинуть ресницу. – Спасибо за урок, уважаемая наставница, - сказала с поклоном, ловко удерживая так и не поставленный на кровать поднос.