- Вот так, милая моя, - сказал я, сев рядом со спелёнатым телом. Откинул прядь влажных после душа волос с лица. – Красивая ты. Всегда тебя любила, Настька, а ты меня бросила. Самостоятельности захотела. Заметь, я не препятствовала, отпустила с миром. А в ответ что? Скольких ты за книгой да алтарём посылала, напомнить? Втихаря, по-воровски по дому лазили. А стоило мне пропасть, так сама заявилась. Ну, заявилась, так заявилась, теперь не обессудь. В тебя я вселюсь, Настенька, очень мне это тело грубое надоело; я в нём как в темнице сижу, поверь, несладко мне… вижу, веришь. А тебя, извини, я совсем из тела изыму, чтобы даже не снилась… только ты не переживай, это не больно… - с этим словам я встал на ноги и сделал шаг в сторону кухни. Вдруг вспомнил. – Да, спасибо тебе, Настенька, за то, что придурка моего сознания лишила – очень он мне мешался, скотина, гирями на ногах висел. Раздражал так, что аналогию подобрать не могу… ты полежи пока, подожди немножко.
На кухне я взял нож, на чердаке мел и свечи. Со словами «сохнут, тьма их побери», плюнул в каждый глаз пленницы. Обвёл вокруг Настьки линию – ровную, циркуль позавидует, - перекрестил окружность разновеликими хордами, начертал знаки тёмных богов, в местах сопряжений зажёг свечи и затянул молитву-заклятие о переселении своей, пленённой в чужом теле души в новый сосуд, который вскоре освободится. Одновременно с заунывной песней я ножом наносил на лбу, груди и кистях поверженной ведьмы хитрые перекрёстные порезы, куда примешивал собственную кровь, добываемую из раны на левом запястье. Я уже потерял счёт времени, когда, наконец, зачем-то вложил в руку Настьки нож, отошёл к вершине одного из треугольников, опустился на колени и пропел последнюю песнь. Свечи вспыхнули до потолка и погасли. Пошли чёрным дымом, который обволок Настьку и меня. И тут из меня что-то рванули. Насильно, с мясом, без анестезии. Дикая, невыносимая боль прошила от кончиков волос на голове до ногтей на пальцах ног, и я в очередной раз теряю сознание.
Очнулся я в своём теле страшно разбитый. Сил не хватало, казалось, пошевелить мизинцем; накопитель ощущался не просто пустым, а выжатым и высушенным, как шкурка лимона после соковыжималки и микроволновки. Глаза смотрели в потолок.
Справа послышался шум. Я неимоверным усилием воли повернул голову. Ко мне молча ползла Настька с ножом в руке. Выражение её лица не предвещало ничего хорошего. Голливудские маньяки выглядят добрее, а я сделать не могу ничего, от слова совсем. Даже плюнуть во вражину Настьку-Ладу не в состоянии. Стало очень страшно. По мере приближения девушки в распахнутом от волочения халате, пусть и не атлетически сложенной, не раскачанной на тренировках, но с ножом в руке ставшей крайне опасной, страх перешёл в подлую панику. И главное, кричать я не мог… как, наверное, и она тоже, потому что только хрипела, подползая, а не высказывала пугалок, не торжествовала вслух. Но она двигалась, а я не мог! Когда мне в горло впился кончик острого лезвия, когда заглянул в пустые до остекленения глаза ведьмы, душа моя ушла в пятки. Был даже не страх, не опасение, не паника, а что-то неописуемо дикое, когда представляется, что всё, я кончаюсь, меня больше нет и не будет… трудно объяснить. Вроде как ещё не помер, но скоро. Скоро, чувствуешь, безразличие охватит и, кажется, жилка какая-то внутри натянулась, вот-вот лопнет. Стало нестерпимо жалко почему-то не себя, а Лену. Слава всем светлым и тёмным богам, это вот-вот не наступило. Нож так и не проткнул кожу, а я внезапно уснул…
Шершавый кошачий язык чуть не продрал мне левую щёку, и я проснулся. Надо мной было синее небо. Низкое солнце, готовящееся к заходу, пока ещё всё-таки пригревало. Я лежал на деревянном тротуаре перед верандой, рядом сидел чёрный кот.
- Сколько времени, - я нашёл что спросить у кота-Баюна.
- Сколько ни есть, всё моё, - ответил он. – Ну и тяжёл ты, добрый молодец, - посетовал. – Хорошо, что у тебя куртка крепкая, выдержала. Я за загривок тебя тащил, перекидываться край не охота. Ещё хорошо, что ведьма к тебе поползла, а не аккуратно шажочками приблизилась – линии переноса стёрла и тем самым бурю в реальностях успокоила, а то я появиться не смог бы.
- Да, этого мы не предусмотрели, - заметил я. – Злоба, значит, подвела старуху…
- Ещё не подвела. – Перебил меня кот. – Где там твоя сестрёнка? А если Верка раньше вернётся? Она со мной легко справится, а ты пустой, как бубен шамана…