Шум в зале прервал размышления Алексея. Объявили перерыв. Алексей вышел в коридор. Раскуривая папиросу, он услыхал, как за колоннами, у лестничной площадки, кто-то басил:
— Сегодня опять без обеда. Сходить бы в буфет.
— Это не беда — без обеда, — ответил медлительный баритон. — Похоже на то, что опять без ужина.
— Что у нас на очереди? — после долгой паузы спросил бас.
— «Скол», — пренебрежительно ответил баритон.
— «Скол»? Это еще что такое?
— Ну, «Скол» быстро проскочит, — вмешался чей-то металлический тенорок. — Логанов докладывает. У него многие уже «путевки» получали...
— А все-таки интересно: на каком принципе основан этот «Скол»? — допытывался бас.
— Как дранку колят, видел? Ну, вот тебе и весь принцип...
Зазвонил колокольчик. В коридоре зашумели, зашаркали ногами.
Когда Алексей вошел в зал, на трибуне стоял инженер Логанов. Синьки с разными проекциями «Скола», обильно исчерканные красным и зеленым карандашом, были приколоты к большому стенду.
«Что он там начеркал?» — вскипел Алексей.
Он только успел сесть за стол, как Логанов начал доклад.
— Погрешности в технике бывают двух родов, — уверенно произнес докладчик. — Одни идут от плохого знания теории, другие — от плохого знания практики. В данном случае налицо и то и другое.
«Каюк», — мысленно произнес Алексей и еще раз осмотрел зал: Каржавина все не было.
Логанов вышел из-за трибуны, приблизился к стенду и, медленно водя карандашом по синькам, передвигался от одной позиции к другой. Он ловко подбирал один за другим недочеты конструкции, приводил на память допуски на разрывы, скручивания, сгибы, «ломал» коэффициентами сопротивления углей детали машины... Алексей торопливо записывал в блокноте все его замечания и чувствовал, что приближается время самого беспощадного приговора.
Но вдруг это мысленное шествие по логановским следам остановилось. Возник барьер.
— А сие еще терра инкогнито! — насмешливо произнес Верхотуров.
— Не понимаю вашей реплики, Евгений Корнильевич, — недоуменно развел руками Логанов.
— А я не понимаю ваших замечаний. О какой теории резания углей идет речь? Где она — вы ее, что ли, создали? Почему тогда от нас в секрете держите? — осаждал докладчика Верхотуров.
Наступила пауза. Логанов прошел к кафедре, взглянул в тетрадь, разложенную на подлокотнике, потом, захватив ее, вернулся к синьке и прежним тоном продолжал докладывать о неудачных подсчетах, больших или малых допусках. Узлы машины, детали ее крошились, ломались, срезались, встречая сопротивление угля. Но теперь Алексей спокойно улыбался: это ведь была игра в расчеты. «Ведь нет же еще теории резания углей. Нет», — торжествовал он, с благодарностью поглядывая на Верхотурова. Евгений Корнильевич сидел, углубившись в какой-то журнал. «Вся критика на допусках».
Логанов окончил неопределенно. Он ничего не предлагал, ни на чем не настаивал.
— Видите ли, — говорил выступивший затем главный инженер «Главгормаша», — конструктор ставил перед собой задачу высвободить людей от затрат мускульной энергии на выемке и транспортировке угля по лаве. Оформление машины находится на должном уровне, и можно предположить, что при поправках в кинематической схеме она должна показать известные результаты…
Он окончил, добросовестно использовав свое время.
Алексей внимательно слушал выступавших, изредка посматривая на Верхотурова.
Академик сидел, сосредоточенно глядя в какую-то незримую точку.
Слово получил Скарбеев. Он медленно поднялся со стула, вскинул голову, осмотрел зал.
— Можно извинить досадную ошибку бывших руководителей Наркомугля, пустивших в опытное производство это... это... ну, так сказать, самодельное произведение товарища Заярного…
Алексей почему-то почувствовал, что под маской покладистого добряка в Скарбееве живет человек «себе на уме».
— Известно, — продолжал Скарбеев, — что дело было на исходе войны, изучить предложение молодого инженера как следует не сумели. Что ж, ввели в заблуждение себя и его! — Скарбеев взглянул в сторону Алексея и улыбнулся. — Правда, тогда еще не были ясны судьбы, перспективы угольного комбайностроения; каждая ласточка делала весну. Но теперь, когда в ходу угольный комбайн «Донбасс», когда он показал себя, свои качества, — стоит ли испытывать эту явно ненадежную машину? Просмотрим детали и узлы этого изобретения. — Он перебрасывал одну за другой страницы лежавшего перед ним альбома, умело выискивал недоработки в расчетах передач, сцеплений, подающих механизмов. — Но самый главный недостаток машины в том, что она построена на принципе скалывания. Это эмпирей. Взлет фантазии! Скалывать можно сахар, но не уголь. Уголь резали, режем, будем резать! Все расчеты вслепую, все проектирование на ощупь. Спросите конструктора, почему он поставил мотор мощностью в шестьдесят киловатт? Он, конечно, не ответит. Может, следовало обойтись мощностью в двадцать киловатт?.. На каждой детали можно продемонстрировать эти выкладки «с запасом».