Выступление Скарбеева настроило многих присутствовавших против «Скола». Разбор дефектов машины был настолько убедительным, что в конце зала прошелестел шепоток: «Похоже, здесь и решать нечего. Убытки списать да новых не наживать».
— Я думаю, что Евгений Корнильевич тоже разделит эту обусловленную логикой точку зрения, — добавил Скарбеев, усаживаясь в кресло.
— А я, представьте, за скалывание, — с азартом выпалил Верхотуров, легко срываясь со стула, — и за... — он выдержал паузу, — за «Скол».
— М-м-м... Я понимаю вас, как ученого-горняка, — замялся Скарбеев, опешивший; от такого поворота. — Скалывание — перспективная вещь. Но оно не изучено. М-м-м, это предположение, так сказать, без опыта.
— Резание ведь тоже у нас мало изучено, — тихо, будто рассуждая сам с собой, проговорил Верхотуров.
— Но мы уже режем угли, режем, многоуважаемый Евгений Корнильевич! — расставаясь со своим спокойствием и вскипая, снова встал из-за стола Скарбеев. — А эта машина не могла скалывать! Ведь проводили испытания. Притом не работал конвейер.
— Конвейер, кстати, не нужен, — категорически заявил Верхотуров.
Все недоуменно переглянулись. Скарбеев пожал плечами:
— Уважая авторитет Евгения Корнильевича, я не стану спорить. — И, еще раз пожав плечами, сел.
— Да, не нужен, — обводя взглядом настороженную аудиторию, говорил Верхотуров. — Машину следует испытывать на крутопадающих пластах! И уголек пойдет самоходом без конвейера. Самоходом!
«Вот почему он перечеркнул вчера конвейер!» — обрадовался Алексей.
Все внимательно смотрели на Верхотурова.
— «Скол» — это машина с большими задатками, — продолжал он. — А нам теперь нужна не любая машина, а та, которая войдет с нами в будущее. Все недостатки «Скола» — пустяк по сравнению с тем, что в нем заложено... Пока еще машина слепа. Но можно сделать ее зрячей.
— Привить импульсы, — не без ехидства произнес Ветлужников.
— Да, импульсы! Чтобы она видела породу, уголь, осязала их, сама находила дорогу.
— В общем, создать новую машину? — сдержанно спросил Скарбеев.
— Машина есть! По-моему, отличная машина! — уже с запалом воскликнул Верхотуров. — Нужно видеть ее. Самое страшное — опровергать рутину. Мы привыкли все резать: металл, дерево, минералы, уголь. Его дробит горное давление. Отжимает. А мы режем. Горное давление должно работать на нас. Этот принцип прекрасно использован в машине Заярного. И нам нужно помочь сделать ее зрячей, научить ее чувствовать, находить дорогу — вот о чем надо говорить сегодня... Тогда мы через несколько лет спустим в шахты механических забойщиков.
— Автоматического короля Марка четвертого!..
— Да здравствует король, — произнесли два голоса одновременно за колонной.
Все громко рассмеялись. Намек был прозрачен: у всех в памяти сохранился фельетон, разносивший ученых, которые увлекались новой отраслью техники — кибернетикой.
— Не знаю, как назовут такую машину, — упрямо продолжал Верхотуров, — но ее пошлют в шахту. И пошлют не архаисты и фельетонисты, проспавшие новую технику, а Заярные. «Скол» — это уже часть механического забойщика.
— Евгений Корнильевич, да ведь машина Заярного с электрическим мотором, — раздался тенорок Ветлужникова, — как же вы ее поставите на пласты с таким обилием метана? Это все равно, что зажженную спичку в пороховой погреб вносить. Заискрит мотор — и заказывай панихиду. Помните, что в шестнадцатом на Калиновке было?
— Это не проблема. Мотор можно изолировать, — не сдавался Верхотуров.
И началась словесная дуэль.
Ветлужников доказывал, что в Донбассе все крутопадающие пласты обильно насыщены метаном — газом, воспламеняющимся от ничтожной искорки. Каждому горняку было понятно, что испытывать в них машину с электрическим приводом опасно. Верхотуров предложил электрический привод заменить пневматическим.