— Товарищу Заярному не стоило жаловаться раньше времени, — сказал председатель технического совещания.
— Я не жаловался, — вспылил Алексей.
— А хотя бы и жаловался, — перебил его заместитель министра, — он своего добиваться должен...
— Мы не вынесли определенного решения по «Сколу», — вставил молодой инженер.
— Еще хуже, — разозлился заместитель министра и поднялся из-за стола. — Просто замариновали... Чем плох «Скол»? Почему не пошел на «Капитальной»?
Заместитель министра прохаживался вдоль стола, выслушивая объяснения начальника технического совещания, а Алексей пытался догадаться: кто сообщил в ЦК — Каржавин, Верхотуров? Или, может, кто-то из аппарата ЦК был на техническом совещании.
— Да ведь все это натасканное, — останавливая председателя технического совещания, сказал заместитель министра. — Надуманное! Вы это должны понимать, Андрей Андреевич. Конвейер отказал! Уголь не угрызли! Любую машину нужно доводить... Чего добились тем, что испытания прекратили? — И после короткой паузы добавил, уже обращаясь к Алексею: — Будем испытывать вашу машину. Продолжим испытания.
— Академик Верхотуров советует испытывать на пластах крутого падения, — сказал Алексей.
— Тут уже вы хозяин. Каржавин вам поможет подобрать шахту.
— На «Глубокую» передать надо, — сообщил Каржавин.
— Составь записку — объясни, где и что для этого нужно, — снова усаживаясь за стол, сказал заместитель министра. — Только протоколов не пиши, как техсоветчики, а действуй...
— Сегодня вечером засядем вместе с Заярным! — весело поглядывая на председателя технического совещания, произнес Каржавин.
— Газовая шахта. Инспекция не разрешит, — уверенно заявил молодой инженер.
— Нам разрешит! У нас теперь в резерве кое-что есть, — еще задорнее произнес Каржавин.
— А вы объяснение садитесь писать, почему со «Сколом» ничего не решили, — хмуро сказал заместитель министра председателю технического совещания. — От меня ЦК требует...
9
По субботам в Белопольском угольном тресте проходили совещания.
В двухсветном зале заседаний, обставленном резной дубовой мебелью, собирались начальники шахт района обсудить итоги прошедшей недели.
В районе эти совещания называли «большой обедней», в отличие от «малых обеден» — совещаний по селектору, — они тянулись по три-четыре часа.
Управляющий трестом Яков Иванович Черкасов любил поучать. Он прямо-таки вдохновлялся на совещаниях. Вспоминал разные случаи из своей жизни, разносил проштрафившихся начальников шахт.
Сегодняшнее совещание обещало быть особенно затяжным и бурным — три шахты треста вторую неделю не выполняли плана.
«Опять в воскресенье отдыхать не будем, — жаловались начальники шахт, глядя на доску показателей. — Устроит Яков Иванович день повышенной цикличности или день повышенной добычи. Задергали: ни ремонтом, ни горными работами нет времени заняться».
Черкасов начал совещание рассказом о том, как он был недавно на заседании в Москве и к нему — первому! — перед началом заседания подошел секретарь ЦК.
— Первому руку пожал! — многозначительно подчеркивал Черкасов. — Это не просто так! Это значит — нам, шахтерам, первое внимание, особый почет, а мы как его оправдываем? Я из-за вас должен прятаться теперь при встрече с руководящими товарищами.
Среднего роста, с шарообразным розовощеким лицом и всегда удивленными глазами, он становился необычно подвижен во время выступлений.
Рассказ о встрече с секретарем ЦК был вступлением к бурному и бесцеремонному разносу начальников шахт. Яков Иванович не стеснялся в выражениях, не отбирал слова: он выпаливал любое, приходившее ему на память.
— Разве же это руководители? Это ланцепупы! Настоящие ланцепупы, — смаковал Черкасов слышанное им где-то заумное слово. — Совести у вас нет. Месяц к концу, а вы шахты посадили.
— Три раза энергию сбрасывали, Яков Иванович. Учтите, — попытался возразить кто-то из начальников шахт.
Реплики действовали на Черкасова, как керосин на костер. Он вспыхивал после них с новой силой.
— Значит, кто виноват? Трест? Ну, конечно, во всем трест виноват! Я! Черкасов! — покаянным голоском выкрикивал он. — Черкасов всегда на других вину сваливает, чтоб самому выкрутиться...