— Вы проходите в комнату, а я сейчас позову его, — засуетилась Ганна Федоровна.
— Ну кто же в такой вечер станет в комнате сидеть? Мы к нему пойдем, — отказался Звенигора.
Микола Петрович, угадывая, что не случайно явились сразу вдвоем Звенигора и Бутов, стал заканчивать работу, собирать инструмент.
— А ты делай, делай свое, Петрович, не торопись, — посоветовал Звенигора. — Я по твоему участку поброжу. Посмотрим, что за чудеса ты тут выращиваешь. Давно собирался твой сад посмотреть.
Звенигора и Бутов пошли между деревьями. Сад был действительно чудесным, и не один садовод позавидовал бы Шаруде. Здесь, на степной земле, где росли раньше только чернобылы, полыни, чертополохи, сошлись зеленые питомцы севера и юга, востока и запада.
Нежными веточками приветливо кивали кусты жасмина, заигрывая с китайскими яблонями; рядом с рябиной пышно разрослась лавровишня; абрикосы соседствовали с грушами и курской антоновкой, над ними высился острый шпиль лиственницы.
Глаза Бутова заискрились блеском удивления и зависти, когда он увидел молодой, густой, как казачья папаха, куст.
— Микола Петрович! Да это, никак, мушмала? Когда же ты ее раздобыл? Где?
— Из Нальчика выписал... А ну, идем, Ларя, я тебе еще не то покажу, — довольно улыбнулся Шаруда. Он взял за локоть Бутова и проводил его в самый дальний угол сада. Там за зарослями малины, обнесенная серебристой металлической сеткой, выбросила три опахала пальма.
— Канарская! — восхищенно шепнул Шаруда. — Я в прошлом году под Батуми достал. Всю зиму в комнате выращивал, а сегодня высадил. Боюсь, замерзнет. Красуня! — Он сильной шершавой рукой осторожно коснулся веерообразного опахала ее.
— Эх, Ларион! — мечтательно проговорил Шаруда. — Если бы людям не нужно было угля, я б садовником стал. Ей-богу, садовником! — он посмотрел на Звенигору. Глаза его осветил яркий огонь волнения. — И деревья я сажал бы всюду. На полях, на межах, на дорогах, на берегах. Шоб цвели все лето! Отцвела черемуха — цвети акация. Отцвела акация — цвети липа. Пусть люди идут по дорогам, а над ними — кроны вишен, яблонь, груш. Захотелось человеку пить — сорвал он яблоко или какой другой фрукт...
Звенигора удивленно слушал лучшего забойщика шахты. «Так вот проживешь с человеком годы, — думал Кирилл Ильич, — и не увидишь, что в нем заложено...»
— Кирилл Ильич, Ларион Кузьмич, — позвала их Ганна Федоровна, — шо вы там робыте? Коля, приглашай гостей в хату — уже другой раз самовар ставлю.
За чаем Бутов завел разговор о садоводстве. Потом стал расспрашивать, как учатся Игорь и Надя.
Беседу поддерживала Ганна Федоровна, Микола Петрович сосредоточенно, молча поглядывал то на Бутова, то на Звенигору.
— Знаешь, Петрович, — сказал Звенигора, —тебе отдохнуть нужно.
— Еще шо, Кирилл Ильич, мне треба? Придумывай! — горько усмехнулся Шаруда...
— Есть у меня путевка в Гагры, — продолжал начальник шахты, — в лучший санаторий.
— Может, мне на пенсию перейти? — хмуро отшутился Микола Петрович. — Ларя, сколько лет я тебя знаю? — спросил он Бутова.
— Можно посчитать... В пятнадцатом мы на Богодуховском вместе коногонили...
— Ото ж... а ты думал, Кирилл Ильич, приду до того дурня Шаруды, скажу ему, шо он самый лучший забойщик на свете, да дам ему путевку — и с глаз долой, шоб головы не морочил, он и затанцует. Нет, Кирилл Ильич, не вы проворонили, а мы. Ларя начальник участка, а я — бригадир... Как говорят: «Плыли, плыли, та у берега утонули». Работали по сорок лет, а как настоящая работа пришла, сели в лужу. Срам, Ларя! Не хватает порожняка! Это все верно. А мы с тобой должны были все проверить. Нашей горняцкой арифметики хватит на то, шоб высчитать, когда чего нужно. Шо ж тогда рипались? На шо надеялись? Начальник транспорта свое подсчитал, главный механик — свое, а все вместе не свели. Сегодня мне Колька Бутукин говорит: придет получка — только распишемся в ведомости. Человек за работу должен получить так, шоб жить по-настоящему, шоб у него настроение звенело. Это я всю историю начал, — со вздохом добавил он. — Подвел хлопцев.
— Правильно сделал, Петрович, что начал, — убеждал его Звенигора. — Наладим односменку! У этого дела большое будущее. Просчитались кое в чем — выправим.
— Оттого, Кирилл Ильич, мне досада душу выела, шо будущее большое, а мы сразу не подготовились — плюхнулись. Та, теперь я знаю, як выбираться. В долгу не останемось. За меня никто другой работать не будет. К вам просьба — пусть воздух с перебоями, но когда уже воздух дают, пусть вагоны под лавой стоят. Можно и за четыре часа сделать то, что за шесть. У меня в запасе одна штука есть. — Микола Петрович стал увлеченно рассказывать, как можно поднять добычу.