— Нет, там что-то новое придумал тот Косульников — каждый день просто так пятьдесят тонн не возьмешь!..
Микола Петрович поделился новостью с Ганной Федоровной. Ганна Федоровна тоже стала следить за успехами Косульникова.
— Опять ничего про Косульникова? — спрашивал обычно, возвратившись домой, Микола Петрович. — Смотри ты, сказали раз и молчок. Это же пятьдесят тонн на выход, — подсчитывал вслух Микола Петрович. — А мои хлопцы пока дают только тридцать — тридцать пять... Как же он дает пятьдесят тонн?
Цифра рекорда — 50 тонн — разожгла и профессиональное любопытство Бутова. Как-то в «нарядной» он спросил Шаруду:
— Где он работает, твой Косульников?.. Знаешь, Микола, давай съездим на «Дуванную». Посмотрим на нового шахтерского богатыря. Для такого дела Звенигора на командировку не поскупится.
Через несколько дней Бутов, Шаруда, Пастухов и Санжура покатили на «Дуванную» к Косульникову.
Ехали Таганрогским шляхом, пролегшим через крупные города и поселки. Было ясное утро. Во всем — в липких почках деревьев, сочных стрелках травы, в нежном холодке воздуха, в ясности просторов — ощущалось весеннее ликование.
Ехали молча, подремывая...
Только когда машина выбралась на крутой двугорбый юр, похожий на спину верблюда, Бутов, разглаживая свои жесткие усы, заметил:
— Савур-Могила. Я бы на этой горе памятник поставил и на нем всю историю Донбасса описал, когда и кого мы били, за что, а внизу подпись сделал бы: «Чтоб другим неповадно было».
— Море! — изумленно воскликнул Мариан, когда стали спускаться с Савур-Могилы. — Смотрите. Вон там море!
Вдали у самого горизонта синела еле заметная жидкая полоса. Она то уменьшалась, то расширялась.
— Верно, Марьян, море, — подтвердил Бутов, — отсюда до него километров сорок-пятьдесят.
Маленькая полоска, почти сливавшаяся на горизонте с небом, манила. На нее, не отрываясь, смотрели все. Она все ширилась, становилась синее, мерно колыхалась. Показалось, что от нее тянет свежестью. Бутов потягивал своими крупными ноздрями воздух.
— Свежак просоленный. Этот легкие прочистит. Всю угольную пыль сдует.
Потом дорога ушла в глубокий овраг, но все еще чувствовалась свежесть большой воды, казалось, что в небе отражается ее синева.
На «Дуванную» приехали как раз перед спуском очередной смены в шахту.
Шаруда, читая об успехах Косульникова, представлял его пожилым, крепко сложенным, похожим на Матвея Санькова. А забойщик, привлекший внимание всей области, оказался щуплым пареньком. На его худощавом лице, с острым носом, были густо посеяны веснушки.
С ласковой завистью смотрел на него Шаруда.
— Ты скажи, яка чертяка! Хлопчик — а к нему учиться приехали.
Глубокинцы спустились в шахту вместе с Косульниковым.
Лава Косульникова была такой же, как и на участке, где работал Шаруда. И кровля, и почва, и пласт схожие. Микола Петрович, наблюдая, как Косульников рассматривает крепление забоя, кровлю, раскладку леса, подталкивал Бутова и, не выдержав, восхищенно заметил:
— Хозяин! От чертяка, а не хлопец!
Косульников быстро и ловко совершал все рабочие операции: проверил воздухопровод, включил воздух, продул шланг и цепко взялся за рукоятку отбойного молотка. Молоток заиграл, ожил в его руках.
Ритмично, уверенно вел Косульников зарубку угля. Все у него было слаженно, пригнано — как детали в хорошем механизме. И, самое главное, не чувствовалось того напряжения, той зависимости от инструмента, что торопит руку неопытного рабочего.
Косульников будто на специальной тщательной репетиции отработал все свои движения.
И в соседних уступах, как по сговору, повторяли товарищи Косульникова его приемы. Видно, это был ладный коллектив, четко размеривший весь свой трудовой день.
— Ты смотри, он же «кутка» не режет, — дернув за руку Санжуру, удивленно сказал Шаруда.
Это в самом деле было необычным. Испокон веков забойщики начинали свой трудовой день с нарезки «кутка» — углубления в пласте, потом «сгоняли», отбивали уголь. Косульников просто глубоко подбивал пласт, вгрызаясь в него молотком на полметра. Врубовая щель пересекала массив пласта и прослойку углистого сланца в нем.
Закончив первый вруб, Косульников стал делать другую щель, а потом начал легко сгонять, вырубать уголь между щелями.
Не видно было, как отрывались куски и глыбы угля, но слышалось — грохотали они по доскам рештака, звенели, ударяясь о крепежные стойки, скатывались вниз по лаве.