Освещая пласт яркой аккумуляторной лампой, Алексей всматривался в его синевато-огнистую поверхность. Уголь оживал, сверкал потоками, вихрями, перепадами извилистых полос, которые шахтеры образно называют струями. Они текли, эти струи, пересекались в пути, разрывались, исчезали.
Алексей прислонялся головой к теплой и влажной груди забоя, ухо улавливало неясные шорохи и треск: дробился пласт под давлением верхних пород.
Плотный, простиравшийся на десятки километров монолит угля представлялся Алексею чем-то зыбким и слабым, ничтожной прослойкой в огромном слоистом пироге земной коры.
Пролезая по лаве, Алексей иногда останавливался то у одного, то у другого уступа, замерял расстояние от передней крепи до «груди забоя», наблюдал состояние крепи, строение угля в разных частях пласта.
Он наметал глаз и мог уже сразу различать при свете электролампы волнистые, порой еле заметные трещины, которые образовались под давлением горных пород.
Эти исследования все больше убеждали Алексея в том, что горное давление у откаточного и вентиляционного штрека почти совсем нейтрализуется благодаря мощному креплению выработок. Бетонные балки и опоры не поддавались нависшим над ними тяжелым породам песчаника, глины, гранита.
Иногда Алексей оставался наблюдать, как начинает работу смена.
Присматриваясь к приемам Шаруды, он убедился, что опытный забойщик, используя природные явления, быстро скалывает огромные куски отжатого угля. Шаруда не страховал себя частой установкой крепежных стоек. Если у других забойщиков они устанавливались через каждый метр, то Шаруда ставил их не ближе, чем на полтора метра друг от друга.
На все советы крепить чаще он упрямо отвечал:
— Постукивай по кровле. Она тебе все скажет. Треба только прислушиваться. Сама кровля скажет, когда и як ее крепить.
Как дирижер улавливает отдельные звуки в многоголосом оркестре, так мастер забойки различал любой шорох в лаве, знал, о чем он предупреждает...
Шаруда работал легко, но все время был начеку. Он слушал и слышал, как «говорит» пласт, как трещит кровля. Эти звучания недр порою были еле уловимыми, но он различал их ясно.
Шаруда работал на длинных уступах, то есть вел забойку угля на большем протяжении, чем остальные забойщики.
Любуясь работой его, Алексей не отвлекал расспросами, но сам Шаруда в минуты перерывов коротко говорил, показывая на тонкую паутину трещин, расползавшихся по пласту:
— Смотрите! От туточка и прижало его сверху. Природа работает. Сила! Теперь только тронь — и все будет внизу. Аж загремит!
Выслушав соображения Алексея о том, как действует горное давление в тех местах, где лава смыкается со штреками, Микола Петрович сказал:
— На каждое правило есть исключение. — И многозначительно добавил: — Когда-нибудь побачите.
Через несколько дней Алексея позвали к телефону. Звонил из шахты Шаруда, чтобы в лаву спустился Алексей.
Алексей разыскал Шаруду на вентиляционном штреке. Там проходчики углубились за сутки более чем на четыре метра в мягкие породы и не сумели закрепить всей пройденной выработки.
Обведя лампой вокруг себя, Шаруда нащупал ярким зрачком ее те места, где горное давление уже раздробило пласт. Кое-где это было заметно лишь по извилистым жилкам на ровной, гладкой поверхности угля, но местами уголь сам выпадал, как кирпич из размытых дождем стен.
— Вот... Вот... — тыча световым пучком рефлектора то в одну, то в другую точку, показывал Шаруда. — Как прессом сжало. А вы говорили, шо не будет такого возле штреков. То ж сила над нами, — торжественно стуча о кровлю ладонью, говорил он. — Только выпусти ее из рук! — Он с силой сжал кулаки, будто удерживал в них что-то. — Все сдавит, все спрессует.
В голосе его слышалась гордость мастера, ежедневно управляющего этой силой, укрощающего ее. Этот приземистый человек, забравшийся в глубину земной коры, был атлантом, сдерживающим горы...
Алексей внимательно прислушивался к замечаниям Шаруды.
«Нужно показать Миколе Петровичу набросок регулирующего устройства. Что скажет он?» — подумал Алексей и попросил бригадира заглянуть к нему.
Шаруда зашел в тот же день после смены. Внимательно и долго он рассматривал схему регулятора.
— Умеете читать чертежи? — спросил Алексей.
— В «полевой академии» два курса прошел, — ответил Шаруда. — Меня хлопцы иногда спрашивают: где вы, Петрович, так географию изучали, шо все города знаете? А я от Кавказа до Волыни пешком прошел. У одного инженера до революции помощником был, теодолит за ним таскал. Он меня и черчению, и геодезии учил. Эх, был бы я хоть лет на десять моложе, я б учиться пошел. Да уже вечер, заходит жизнь. Был день, настал вечер, где-то ночь, — грустно и задумчиво произнес Шаруда. — Только я хочу еще машиною пласты потревожить... Уже в Снежном, Чистякове комбайны «Донбасс» рубят уголь, аж пласты гудят. И у нас машина будет — ваш «Скол» пойдет!