Мир с появлением Алексея в Белополье становился для нее сложнее, но вместе с тем радостней, чем был до этого.
7
Чтобы облегчить вес машины, нужно было стальные лыжи заменить дюралюминиевыми. Алексей как-то показал эскизы новых лыж Звенигоре.
— Что же раздумывать? — выслушав объяснения Алексея, загорелся начальник шахты. — Отлить их, говоришь, просто?.. Давай оформляй чертежи! Закажем!
— В Луганске на паровозостроительном примут заказ?
— Может, еще скажешь — в Ленинград отправлять, — рассмеялся Звенигора. — У треста своя литейная в Белополье — настоящий завод. Скомандует Черкасов — и за неделю сделают. Ты сам к нему сходи. Может, он по-иному и к испытаниям отнесется. Яков Иваныч любит, когда по его разрешению делают... Я плохой дипломат. Нужно было после разговора с Каржавиным прийти и разыграть его, что, мол, обязывают испытывать «Скол», а я не знаю, как поступить. Он бы уж тогда над тобой шефство взял... Тогда бы тут весь трест дневал и ночевал. Все, что нужно, достали бы... Как-то скоростную проходку ствола на одной шахте организовали. Проходчики не растерялись: пригласили Якова Ивановича руководить — шефствовать. Нам не хватало ни взрывчатки, ни сверл, а проходчики все имели... Бери машину, езжай, пока заряд не остыл.
Алексей приехал в трест, когда Яков Иванович собирался обедать. Он стоял в приемной и давал на ходу какое-то распоряжение.
— Вы ко мне? — спросил он Алексея.
— Очевидно, к вам... Я с «Глубокой». Там должны испытывать...
— Товарищ Заярный? Давно хочу с вами познакомиться, — пожимая Алексею руку, Черкасов приказал секретарше: — Вера, позвони домой, скажи, что задержусь... Прошу, заходите. — Он гостеприимно распахнул дверь, выждал, когда в кабинет войдет Алексей.
— Что же так поздно ко мне собрались? — показывая рукой на диван, произнес Черкасов. — Даже в области уже побывали. А мы по соседству.
Алексей уселся на диван.
— Я и в тресте был — у главного механика. Все обговорили. Он попросил представить план испытаний.
— Любят они бумагу переводить, — подвигая кресло, беззлобно проговорил Черкасов. — Ну, когда начнем уголек грызть?
— Скалывать.
— Скалывать, грызть, резать! Лишь бы вручную не долбить пласты. Кто-кто, а я знаю, что это за удовольствие, пять лет забойщиком работал.
Алексей улыбнулся, вспомнив рассказы Звенигоры о Черкасове: «Ну и лиса... То он за механизацию, то против».
— Нам машины нужны, — продолжал Черкасов. — Только у нас не так к испытаниям подходят. Кто паровоз прямо с завода пускает на магистраль? Сперва обкатают его на кольце, потом уже на магистраль. У нас опытные шахты нужно иметь. Начальнику шахты не будет скидки на испытание новой машины... Звенигора бухнул в колокол, а в тресте есть другая шахта, подходящая для испытаний, — там всего две лавы...
— Какой длины?
— Одна сорок, другая тридцать...
— Это не машинные лавы.
— Ну, как смотреть. Можно было бы шире захватывать. Давайте как-нибудь съездим, посмотрим. Перебросить машину — полдня. На такой шахте изобретатель — хозяин.
— Что же смотреть? Нужна лава в двести метров... Я к вам, товарищ Черкасов, с просьбой...
И Алексей стал рассказывать о лыжах...
— Заказ простой, — сказал Черкасов, — только до конца месяца ничего нельзя сделать... Нам спецзаказов насовали. Завод наш, а хозяев много — и министерство, и начальник комбината. С директором нужно поговорить. — Он подошел к столу и сделал заметку на листке настольного календаря. — Позвоните мне через недельку. — И продолжал выжидательно стоять у стола, перелистывая календарь.
Алексей поднялся с дивана.
— Так, числа двадцатого — двадцать пятого, — произнес Черкасов. — К концу месяца... Сейчас к себе на шахту? По пути... Пойдемте подвезу...
— Мне Звенигора машину дал, — отказался Алексей.
«Почему он предлагал перенести испытание «Скола» на другую шахту? — раздумывал Алексей, возвращаясь от Черкасова на шахту. — В самом деле, боится, что «Глубокая» снизит добычу угля? Кажется, другое... Хочет лично испытаниями руководить. Самолюбив... Обиделся, что Звенигора в этом деле его обошел...»
8
Быстро освоился Алексей на «Глубокой». Шахтоуправление отвело ему финский домик. Звенигора распорядился обставить все комнаты так, будто Алексей собирался обзавестись семьей, поселиться здесь навечно. Дом в короткий срок принял обжитой вид. В садике разбили клумбы.
— Оранжерею открываю через месяц! — сообщил как-то Звенигора. — Весь поселок в цветах будет. Цветы и уголь! Пусть к нам приезжают поучиться, как из жизни соки для человека выжимать надо. И твой дом, Алексей Прокофьевич, в цветах будет. Чтоб у тебя настроение цвело. Встанешь утром, выглянешь в окно: астры, левкои, всякая цветочная публика кивает тебе — с добрым утром! После такого привета работа, как музыка.