— Знаю... Знаю... Сейчас выеду...
Барвинский, словно обрадовавшись этому, быстро поднялся. Он чувствовал раздвоенность — его взволновали и обнадежили слова Коренева, и вместе с тем он разносил себя за это глупое решение — уйти с шахты.
— Вот как раз меня вызывают на совещание по расстановке кадров, — сказал, вставая, Коренев. Он немного помолчал и душевно добавил: — Спасибо, что зашли, Анатолий Сергеевич... И уходить с шахты пока не стоит. Доведем «Скол», как говорят, до ума — тогда на большой простор.
Барвинский крепко пожал руку парторга.
Они вышли из кабинета вместе. Только теперь, при свете солнца, Коренев увидел, как взволнован Барвинский. Лицо его полыхало.
— Кажется, я напрасно потревожил вас, Владимир Михайлович... Черт знает как получилось... Ведь я не карьерист. Но чувствовать, что ты на отшибе... Другой тоже на моем месте... — Барвинский пожал плечами и, еще раз стиснув руку Кореневу, направился к шахте.
18
Как-то Звенигора, выбирая с Алексеем место для нарезки новой лавы, пошутил:
— Как лаву нарежем, так свадьбу справим. Условились? Не забудь меня шафером позвать.
Многим в Белополье казалось, что отношения Алексея и Вари вполне определились.
— Какую свадьбу? — искренне удивился Алексей.
— Не притворяйся! Варвара Андреевна женщина хорошая. В нее все наши шахтерки влюблены. Если женщина женщинам нравится, — это человек особенный... Запомни — я первый шафер у тебя... На шахте твою машину женили и тебя женим... Что ты в нашу Варвару Андреевну влюблен, только слепой не увидит... Видно, как человек тебе дорог. У тебя при одном упоминании ее имени глаза по-иному светятся.
Сам Алексей лучше всех знал, как дорога ему Варя. Действительно мир становился иным, когда он видел ее, думал о ней. После каждой встречи с Варей он возвращался к себе в таком настроении, будто шел по цветущему саду, залитому искрящимся солнцем... Алексей помнил каждый жест ее, интонации — все те малейшие особенности, которые составляют женскую прелесть, очарование. Какое это счастье — видеть ее, любоваться ее душевным, мягким голосом, ее стройной фигурой!..
Алексею были близки и понятны ее взгляды на жизнь, отношение к людям, ее нежное и радостное чувство материнства. Увлеченно рассказывала она о дочери и других «своих» детях — питомцах яслей. Их было у нее пятьдесят шесть. Алексей поражался, как в памяти Вари удерживались имена всех Олечек, Игорьков, Славиков, Танюш.
— Ты не представляешь, какие у них яркие и разные характеры, — рассказывала она о малышах. — Да, да, характеры! У них свой мир, который для нас, взрослых, труднодоступен, непостижим. Я за все время работы ни разу не видела детей с врожденными плохими инстинктами. Это мы, взрослые, портим ребят — вольно или невольно. Все эти наставления родных — «это твое», «не отдавай своего никому», «у тебя платье такое, какого нет ни у кого», «ты самая красивая, дочка» — прививают дурное. Вот откуда берут начало присущие нам, взрослым, самолюбие и зависть, эгоизм и ревность...
— Даже ревность? — переспросил Алексей.
— Гадкое собственническое чувство!
— Любовь и ревность неотделимы.
— Только у эгоистов... Любить — это значит не думать о себе. Думать только о том, кого любишь. Ревнивые думают только о себе. Впрочем, об этом трудно рассуждать, — это только чувствуешь. Постигаешь пространство, только когда взлетаешь...
Как-то он пригласил ее на концерт филармонии.
Концерт настроил Варю на мечтательный лад. После концерта она предложила Алексею пройтись по степи.
— Как замечательно, Алеша! Сколько новых чувств рождает музыка! Она будто смывает все наносное с души человека. Мне кажется — тот, кто по-настоящему любит музыку, песню, не может быть плохим человеком.
Они медленно шли по степному простору, освещенному луной. Настраивали свои флейты перепела. Дальнее зарево плавки трепетало, как догорающий костер. Взору открывалась все та же непередаваемая панорама ночного Донбасса — россыпи огней, перекличка зарниц электросварки у горизонта...
— Что ты такой серьезный? Что-нибудь случилось? — спросила Варя.
— Знаешь, Варюша, нам нужно кое-что выяснить...
Она рассмеялась:
— Ты говоришь, как на заседании. Выяснить, увязать... Ну-ну, не сердись... Ты очень хороший, Алеша, очень... — с оттенком грусти произнесла Варя. — Жизнь все выяснит... Между прочим, когда твой отпуск?
— Не скоро. После испытаний... Почему тебя это заинтересовало?
— Хотела пригласить к себе на дачу в Святые горы. Там я летом работаю. Мы вывозим туда детей на летнее время.