– Зеллион, – произнесла Уверенность, – теперь вы один из нас. Что бы вы ни совершили, от кого бы ни бежали, с чем бы ни расстались, это больше не имеет значения. Теперь вы с Маяка, с планеты Песнопение. Мы приветствуем вас. Мы принимаем вас.
Он хотел возразить. Что-нибудь на тему того, что нельзя одними словами сделать человека своим. Нельзя искупить все, что ты натворил, одними лишь добрыми чувствами.
Или можно?
В словах заключается сила, шепчет рыцарь. Пока они искренние, пока в них вкладывается Намерение.
– Я… – прошептал он. – Я согласен.
Из держащих его руку ладоней хлынуло тепло. Он ахнул, широко распахнув глаза. Три пожилые женщины заулыбались, когда новоиспеченный маячанин рухнул на колени, ощутив, как внутри что-то вспыхивает. Высшее Благо отступило, но стали по очереди подходить другие люди, не исключая детей. Один за другим они снимали перчатку и касались его ладони, лица… Несколько человек даже обняли.
Каждый делился теплом, пока он не почувствовал, что весь горит. Стоя на коленях, удивлялся, что не сияет, как солнце. Люди отошли, оставив его наедине с внутренним жаром.
Тут не так много ЭД, – сказал Помощник. – Меньше процента в общей сложности. Но изрядно с точки зрения каждого отдающего.
А казалось, что получено намного больше. Возможно, дело в том, что сначала он остался вообще без инвеституры, а потом получил ее обратно. А возможно, в другом – в том, как именно та была отдана. Оцепенение ушло, теперь он ощущал себя живее, чем во все последние годы.
Высшее Благо снова приблизилось.
– Зеллион, – заговорила Вдумчивость, – мы выразили нашу благодарность, но… осталось еще одно дело. Надо найти вход в Убежище.
– У вас есть план, как нам туда попасть? – спросила Уверенность.
– Да, – отозвался он хрипло. – Но дайте мне пару минут, чтобы переварить все произошедшее.
– Разумеется, – сказала Отзывчивость. – Каждый миг наших жизней с сегодняшнего дня и пока нас не заберет солнце – ваш дар. Возьмите же и себе немного времени.
40
Возвращаться в комнату не хотелось: там была Элегия. Хотелось побыть одному. Поэтому он медленно отошел от группки кораблей, глядя в небо. Ему доводилось видеть кольца и на других планетах, но нигде они не выглядели такими изящными, яркими, живоцветными.
Но, как часто случается в жизни, за зрелище приходилось платить. Потрясающие кольца. Жуткое солнце. Прекрасное и ужасное рука об руку. Так же как и в человеке. В человеке вроде него. Не пройди он через закалившие его кошмары, нипочем не сумел бы отбить Ребеку и Пыла.
С другой стороны, не окажись на его пути те ужасы, они бы его не сломали.
Он поднялся на холмик и остановился на вершине. Земля пружинила под ногами, сквозь нее пробивались растения, щекочущие икры. Ботинки – не добротные сапоги, как он любил, но ничего другого маячане предоставить не смогли – казались слишком новыми, слишком целыми. Они еще не испытали ужасов, а потому не приобрели гибкости.
Но разнашивать их – это одновременно изнашивать. Способна ли и душа истрепаться? В молодости он бы сказал, что это невозможно. Что души – вовсе не куски ткани или кожи, что люди в принципе слишком ценны, чтобы «изнашиваться». Но вот он здесь. Принимает от этого народа тепло и любовь, в то же время ведя его к ложной цели.
То, что они сделали, прекрасно, – сказал Помощник. – Каким-то образом у тебя появилась полноценная Связь с этим местом. Теперь у тебя два родных мира.
– И этот нам тоже придется оставить, – хрипло проговорил он. – Придется бежать дальше. Как и всегда.
Да, верно. Но нельзя ли прежде немного понаслаждаться им?
Он тихо зашипел. Вкравшаяся досада портила момент на корню. Чем тут наслаждаться? Пониманием того, что эти люди обречены? Что он помогает им не с целью привести к спасению, а ради того, чтобы они помогли спастись ему?
Рядом росло дерево – длинный тонкий ствол, от которого отходили листья, дрожащие, как ножки малыша, делающего первые шаги. Зеллион некоторое время наблюдал за ним, потом отвернулся – и увидел Ребеку. Она шагала вверх по склону холма, держа в руках новый плащ, сделанный для него из той же коричневой кожи, что и предыдущий.
Помощник наверняка заметил ее появление, но ничего не сказал, предатель. И когда она подошла и стала рядом, протягивая одежду, Зеллион взглянул на бледное лицо, озаренное светом колец, и сообразил, что ее не было среди тех, кто одаривал его своим теплом. Она уходила к Хору, чтобы изготовить этот плащ. Он неуверенно взял подарок. Выражение глаз девушки вызывало смутную тревогу.