Исследовательница пожала плечами:
– Наверное.
– Шквал побери! – Скиталец схватился за голову. – Почему вы им не рассказали?
– А зачем нам делиться таким полезным секретом?
Нужно что-то сделать. Как-то сообщить местным.
Воздух вокруг него искривился: фрагменты доспеха вновь пытались проявиться в реальности. Некоторые фрагменты – со времен первых клятв, некоторые – со времен вторых. Как бы то ни было, момент они выбрали абсолютно неподходящий.
– Все-таки клятвы были… – сказала женщина, заметив осколки. – Арканист… рошарец… темнокожий…
Ее глаза распахнулись.
Преисподняя!
Скиталец дернулся к банке с инвеститурой, но ученая схватила ее, отступая назад, подняла руку и нажала что-то на металлическом устройстве, надетом поверх перчатки. Тогда он дотянулся до наполненного солнечного сердца, над которым работала исследовательница.
К счастью, ничего металлического у него нет, так что…
Его швырнуло назад. Толчок пришелся на уровне талии. Металлическая пряжка на ремне. Ну разумеется.
Скитальца впечатало в стену.
– У нас проблема! – выкрикнула исследовательница. – Я читала об этом человеке! «Ночная бригада» здесь из-за него! Ржавь! Награды за его голову хватит на покупку небольшой планеты!
Скадриальцы оборачивались, вмиг позабыв о печальной картине с маячанами, сбившимися в кучу среди погибших и лишенных энергии кораблей в ожидании близкого рассвета.
Сорвав с себя ремень, чтобы тот не применили против него снова, Скиталец призвал Помощника в самом впечатляющем виде – огромный меч шести с половиной футов длиной, с волнообразным лезвием и узором у рукояти.
Мало кому доводилось видеть осколочный клинок, но многие слышали рассказы. Даже нынешние противники, способные запросто одолеть Скитальца при помощи технологий, застыли в нерешительности.
– Я ухожу, – резко произнес он. – У вас есть выбор: встать на моем пути или продолжить дышать.
– Уходите? – не поверил один из скадриальских руководителей. – Идиот, до рассвета меньше пяти минут.
У нас пять минут? – сказал Помощник. – Значит, у маячан добрых пятнадцать. Они успели немного отлететь, прежде чем их заставили приземлиться. С этим можно работать.
С огромным мечом в одной руке и солнечным сердцем в другой Скиталец пятился к лифту.
– Запустите его, – приказал он.
Никто не шелохнулся.
– Запустите лифт, – повторил Скиталец. – Или я прорублю себе путь наружу.
– Вы нарушите целостность корпуса! – воскликнула женщина. – Нас убьет солнце!
– Тогда не заставляйте меня выполнить угрозу.
Шквал побери, что он творит?
У Скитальца не нашлось объяснения. Такое иногда бывает с людьми.
Двери лифта открылись. Он шагнул внутрь и отпустил Помощника – с мечом такого размера вышло бы неудобно. Но подъемный механизм заработал, и скадриальцы ничего не предприняли.
Прибыв на поверхность, Скиталец очутился посреди совершенно незнакомой местности. За время его отсутствия из грязи вырос целый лес тонкоствольных деревьев.
Скиталец – Зеллион – взглянул сквозь них на разгорающееся солнце. Шквал побери! Скадриальцы говорили про пять минут, но сомнительно, что в его распоряжении столько времени.
Он развернулся и побежал.
Привычное занятие. Раньше всегда помогало. На этот раз он обогнул всю планету, но вернулся туда, откуда начал.
Рассвет. Жар ощущался спиной. Деревья вокруг увядали, сохли.
Тебе его не обогнать, – проговорил Помощник.
Неужели в голосе появилась какая-то выразительность? Зеллион годами не слышал ничего подобного.
Даже ты не в силах обогнать солнце.
Но он не оставлял попыток. Бежал, прижав к груди солнечное сердце.
Зеллион, – настаивал Помощник, – чтобы успеть к ним на помощь, тебе нужно взлететь.
– Я не могу! – прокричал тот. – Я… не могу, Пом. Я пробовал!
Свет делался все жарче, давил сильнее. Деревья темнели, обугливаясь.
Зеллион бежал.
Ты лучше, чем хочешь казаться, – сказал Помощник. – Даже сейчас. Даже такой поломанный.
– Я просто дурак. Бесчувственный дурак.
Мы оба знаем, что это неправда. Потому что разумным, бесчувственным шагом было бы напасть на Маяк, едва оказавшись там. Похитить солнечные сердца, оставить корабли без энергии. Ты так не поступил.
Нет. Не поступил. Поскольку, что бы ни говорил, он оставался человеком, а не чудовищем.
Зеллион, друг мой, ты достоин спасения.
Он заплакал на бегу.