Помнишь тот день, спрашивает рыцарь, когда ты узнал, что «Ночная бригада» тебя преследует?
Скиталец направил через узы волну раздражения.
Ах да, соображает герой. Ты же лишен возможности говорить тут, наверху. Как необычно… и как замечательно! Я могу вещать, а ты не в силах меня перебить. Для жалкого слуги, знаешь ли, ты непростительно часто пользуешься случаем высказаться.
Еще волна раздражения. Сильнейшего раздражения.
Чудесно! Делаю вывод, что ты помнишь. Такое забыть непросто. Ты пошел и фактически сдался им в руки.
Скиталец ошибочно предположил, что им не заинтересуются, раз Осколок Зари уже не у него. Думал, недоразумение разрешится и все отправятся своей дорогой. Шквал, каким же он был дураком! Именно такая наивность и привела его когда-то на Рошаре в армию, где он таскал осадное оборудование.
Не скучаешь по себе тогдашнему?
Безразличие…
Нет, слишком часто наивность едва не приводила его к гибели. В случае с «Ночной бригадой» он вообще не осознавал опасности. Довольно быстро выяснилось, что с помощью своего извращенного искусства они могут просто убить дурня, а из души сделать штырь, который приведет их к следующему, кому тот отдал Осколок Зари. Для них он лишь необходимое звено в очень важной цепи. И куда полезнее мертвым, чем живым.
Да, так и думал, что ты не захочешь стать прежним. Я, знаешь ли, по тем дням тоже не скучаю.
Признание оказалось неожиданным, и удивление передалось через узы. Скиталец не сомневался, что Помощник жалеет о произошедших с ним изменениях.
В чем суть бытия, если не в росте? Мне тоже не по нутру то, каким я был на Рошаре до нашего знакомства.
Скиталец, мне нравятся перемены. Мой народ, в частности мы, высшие спрены, слишком долго оставались неизменными. Порой твои слова наводят на мысль, будто ты веришь или успешно притворяешься, что стал совсем другим человеком.
Но это не так. Ты все тот же. Потенциал стать тобой нынешним был в тебе всегда. Наверное, это звучит угнетающе, но я имел в виду другое. что толку каждый день притворяться кем-то другим? Это лишь означает, что мы не способны меняться. Не учимся. Просто превращаемся в иное существо. Логично?
Вряд ли.
Хочу только сказать… Я рад, что оказался здесь. Что вижу окружающее вместе с тобой. Пусть цена огромна, я все же рад.
От этих слов у Скитальца все внутри сжалось. От Помощника, умнейшего и сильнейшего создания, осталась капля, жалкий огрызок. Насколько же изломанной должна быть психика, чтобы радоваться, пройдя через подобное?
И все же… вид с вершины мира… бесконечные облака под ногами и звезды над головой…
Шквал! Скиталец не мог гордиться собой нынешним. Ему даже домой не отправиться – и не потому, что за ним гонится целая армия, а потому, что… такой, как есть, он просто никогда не осмелится взглянуть в глаза друзьям.
Нет, Скиталец не стал другим человеком. Он остался самим собой. Оттого-то и нестерпимо больно.
Помощник всегда был более чутким из них двоих. Только зачастую не понимал людей. Вот как сейчас не понимает Скитальца.
Тот завел паровой летоцикл, развернулся и двинулся вниз, к атмосфере, где смог наконец переключиться на обычную, воздушную тягу.
К возвращению Скитальца маячане были готовы: избыток веса сброшен, новые части двигателей установлены. Ему предстояло вновь подняться на ту же гору, только теперь со ста тридцатью пятью людьми, надеющимися, что он не обрек их на безгласную смерть.
29
– Рычаг управления находится здесь, – говорил Джеффри-Джеффри, почесывая бороду и объясняя Скитальцу устройство пульта. – А этот позволит вращать город вокруг своей оси. У нас лишь один первоочередной маневровый двигатель, способный создавать боковую тягу. Инженеры сказали, его должно хватить.
– Нам не нужно лететь далеко вперед, – согласился Скиталец. – Основное расстояние – по вертикали.
Они стояли вдвоем в кабине его корабля, в маленькой комнате, смежной с основной, где он занимался исследованиями. Судно расположили странным образом – сверху на центральном элементе, прямо над Хором. Компанию теням под ногами Скитальца, за тонкими металлическими переборками, составляли теперь десятки людей, набившихся в коридор вокруг Реликвария.
За ветровым стеклом виднелась уменьшенная версия Маяка. Жалкая дюжина кораблей, расположившихся вокруг центрального, и три из них – гигантские водовозы, равноудаленные друг от друга. Когда город пересобирали, Скиталец представлял себе диск, однако это слово вызывало неверную ассоциацию со слишком изящной, гладкой, продуманной формой. Нет, получившееся больше смахивало на летающую друзу, составленную из неповоротливых, похожих на склады судов.