– Шквал побери, да! – прошептал он. – Наконец-то!
37
Подоспели новые обугленные. Они выли и орали на Скитальца, очень выгодным для него образом привлекая внимание своих товарищей, что уже разоряли корабль. Бросив дверь рубки, которую так отчаянно защищали Пыл и Ребека, те высыпали на палубу, присоединяясь к товарищам, нашедшим куда более интересного противника.
Скиталец попытался призвать копье, но ощутил сопротивление: душа оставалась поврежденной, часть коросты никуда не делась. Тогда он вытянул руки вперед и материализовал обычный шест бо – шестифутовую палку из серебристого металла. Почему-то без наконечника все прекрасно получилось. Он криво улыбнулся, вспомнив аналогичную историю, когда-то рассказанную ему другом.
Проделав в месте хвата отверстие подходящего размера, Скиталец поместил внутрь солнечное сердце иномирца – так, чтобы иметь возможность прикасаться к нему, пока держит оружие. Помощник в ответ ухнул, что прозвучало забавно – он ведь всегда говорил монотонным голосом.
Чувствую, как сердце наполняется силой, заявляет рыцарь. Кажется, я могу расходовать вливаемую в него инвеституру. Почему? Коросту с твоей души я использовать не способен.
– Может, потому, что эта сила отфильтрована дочиста, – сказал Скиталец, поднимая шест. – Не лучшее время для размышлений на такие темы.
Тут несколько сотен ЭД. Найди им достойное применение.
Весьма кстати. Скитальца окружили десятка два обугленных, влезших на борт или выбравшихся из рубки. Даже тот, что уже получил кулаком, вернулся в строй с пылающим от азарта сердцем.
Двадцать на одного. Даже у такого бойца, как Скиталец, шансов не много. И все же он ринулся к ближайшей группе, стараясь сохранять вокруг себя как можно больше свободного пространства. Главное – не дать себя повалить, обездвижить, задавить числом. Оставалось надеяться, что его недооценивают. Как бы то ни было, лучшая стратегия при таком перевесе противника – бить быстро, непрестанно, не позволяя сориентироваться.
К счастью, если Скиталец чему и научился за годы жизни, так это постоянному движению.
Он врезался в толпу обугленных, отбросив нескольких назад. Рдеющие сердца освещали сцену боя, как костры в ночи, и время от времени полыхала в небе белая молния. Скиталец ловко отбил три удара дубинками. Мышцы и душа радовались схватке не меньше, чем разум. Концом шеста он подсек женщину под колено, послав кувырком по мокрой палубе, оттолкнул другого врага и шагнул назад, размахивая оружием с воодушевлением человека, который слишком долго сдерживался.
При очередной молнии он врезал третьему обугленному в челюсть так, что тот отправился в недолгий полет, а зубы брызнули во все стороны.
Скиталец развернулся и влетел в новую группу. Он махнул шестом, стряхивая дождевую воду с рук, отпустил Помощника, поймав рдеющее сердце на лету, и материализовал щит, на который пришлись следующие три атаки. Мощный толчок – и враги отлетают назад, а Скиталец бросает щит и призывает новый шест как раз вовремя, чтобы обрушить его на женщину, которую свалил вначале.
Удар вышел мощнейший – противница в ореоле брызг отправилась за борт.
Снова замах – и другой обугленный летит на палубу, череп трескается от удара о стальную поверхность.
Еще троих Скиталец опрокинул разом, угодив шестом по ногам.
Следующей обугленной сломал руку, заставив выронить оружие, и пинком присовокупил воющую от боли женщину к образовавшейся куче ее неудачливых товарищей.
Он был дождем, что вдруг освободился из плена туч. Молнией, что нестерпимо жаждет движения и пронзает небеса, бешено ветвясь. Громом, что раскатывается внезапно и подчиняет воздух своему ритму. Он был бурей – обрушившейся на чужие земли, но от этого не ставшей чем-то иным.
Скиталец раскидывал обугленных, как кукол. Ломал кости, сбрасывал противников за борт, в мокрую грязь. По меркам этого мира они были элитными бойцами, но не тренировались для настоящей войны, и никого, подобного ему, им раньше не попадалось.
Скиталец, рубка, – сказал Помощник, приглядывавший за другом, даже когда служил ему оружием.
Особенно шустрый обугленный проскользнул в кабину, пока Пыл и Ребека наблюдали за боем.
Когда враг возник у них за спиной, заливая помещение кроваво-красным светом сердца, Скиталец снаружи выпрямился и жестко приказал:
– Копье!
Блестящий наконечник с узорами из его родного мира сформировался из тумана на конце шеста, и в тот же миг Скиталец метнул оружие сквозь ветровое стекло прямо в грудь обугленного.