Камень треснул. Свечение угасло. Из выжженных глаз потянулись струйки темного дыма, труп завалился на спину.
Сражавшиеся на палубе недруги разом застыли. Этой передышки хватило Скитальцу, чтобы заметить потрясенные лица Пыла и Ребеки. Запоздало обернувшись, оба увидели мертвеца и уставились на спасителя с еще большим изумлением.
Скиталец, – сказал Помощник, – ты рискуешь с таким низким уровнем инвеституры. Повышенная сила и выносливость не вернулись полностью. Тебе не справиться со всеми разом.
К сожалению, в чем-то друг был прав. Обугленные приходили в себя, опасливо вставали на ноги, исцелялись. Хоть они и необученные, зато изрядно инвестированы, а он держится из последних сил. Перед новой атакой его возможности оценят более здраво.
Скиталец дотянулся до оружия и выдернул его из тела, затем поднял руки. Одной, держащей копье, он указал на Пыла универсальным, по его мнению, жестом, означающем «Какого шквала?!». Другой махнул вверх, намекая, что пора взлетать.
Пыл съежился, но кивнул и направился к пульту. Скиталец обернулся к обугленным, нерешительно топчущимся на носу корабля. Столь явное проявление осторожности свидетельствовало, что страх они испытывать не разучились. А значит, власть Рдеющего короля не абсолютна.
Не могу отделаться от чувства вины, замечает рыцарь, из-за того, что приходится так с ними поступать. Они ведь тоже жертвы.
Пом говорил правду, но с этой правдой Скиталец уже давно примирился. Не всегда сражаешься с теми, кто заслуживает смерти. Точнее, чаще всего как раз не с теми. По крайней мере, пока не доберешься до того или до той, кто отдает приказы.
Может, сегодня найдется другой путь.
С копьем на изготовку Скиталец встал в стойку. Под ритм грома и аплодисменты молний он закружился, выполняя серию упражнений.
Комплекс назывался ущельной ката. Она была первой, что Скитальцу довелось увидеть, и он на собственном опыте знал, как грозно может выглядеть эта связка. Движение вперед при каждом взмахе оружием, каждый шаг – точно удар барабана, твердый, уверенный, хоть поверхность и скользкая. Копье – продолжение его рук – вращается так быстро, что ближайшие рдеющие сердца отражаются в нем, как в зеркале. Оно разбрызгивает дождевую воду, переворачивается, прокручивается, а затем следует молниеносный выпад. И снова движение, все вперед и вперед, шаг за шагом. Вперед, к обугленным, а те зачарованно смотрят и пятятся в неосознанном страхе. Вот они вжались в леера на носу, а неподалеку в темноте виднеется еще одна пара огненных глаз и несущий их владельца корабль. Рдеющий король наблюдает. С благоговением. Может, даже со страхом.
Да. Искаженные ужасом лица обугленных, с которыми король связан, подтверждают это предположение. Он понял, как ему повезло, что иномирец не принял вызов. Понял, как красиво он был бы убит, если бы поединок состоялся.
Скиталец завершил последнее вращение и выпад – жесткий, уверенный. Выброшенное до предела вперед копье едва не коснулось ближайшего обугленного. Скиталец подался назад, выпрямляясь, и развоплотил оружие, ловко поймав в ладонь солнечное сердце иномирца. Поднял скрещенные в запястьях руки и произнес одними губами:
– Четвертый мост.
Обугленным неоткуда было узнать, как много смысла для него в этих словах. Но хватило демонстрации вкупе с их мертвым товарищем в рубке и наконец-то взлетающим кораблем. Выжившие противники посыпались с палубы в грязь.
Скиталец подозревал, что не будь здесь Рдеющего короля, не наблюдай тот за происходящим и не осознай с ужасом, чего именно избежал, его слуги не обратились бы в бегство.
А может, Скиталец лишь приписывал ему эмоции. Слишком велико было расстояние, чтобы разглядеть выражение лица.
Как бы то ни было, корабль с добытыми солнечными сердцами уходил в ночь, и никто за ним не гнался.
38
Ее называли Элегией.
Пленница снова и снова обкатывала в уме это имя, пока корабль мчался к Маяку. Она следила за спектаклем, устроенным убийцей, хотя палуба была видна не целиком. Пришлось наклониться в сторону, чтобы смотреть через открытую дверь между комнатами, мимо двоих людей за пультом, сквозь ветровое стекло во тьму.
Она следила за тем, как убийца размахивает копьем, и ее терзала жажда.
Вот оно! То, чего ей так страстно хочется.
Она не может снова стать Элегией. Само имя ей нравится. Та часть мозга, что отвечает за знание слов, понимает его смысл. Песня для поминовения мертвых. А ведь она мертва.
Подходит.
Элегия. Она будет Элегией. Не той же самой Элегией, но разные люди могут носить одно и то же имя.