Он ее не видел, но знал, что она там — за спиной одного из кривоногих воинов. Те не спешили, наверное чувствовали себя в безопасности. Не озирались по сторонам, — иначе могли бы заметить его, спустившегося, словно железный орел, на вершину холма. Вот они совсем приблизились, и он поднял свой меч. Конница с яростным топотом сорвалась с места. Никогда еще его сильный, но тяжелый конь не несся так быстро. Грива коня развевалась, белая и желтая пена летела из его рта, но странно! — уже не слышно было топота копыт, резкого бряцания оружия, словно его в самом деле нес ветер. Он быстро настигал их, уже видел потные спины лошадей, их влажные хвосты. И вдруг все звуки восстановились — сейчас он уже ясно слышал дружный топот, их испуганные крики, нервные команды. Наконец он увидел ее. Ему показалось, что она словно прилипала к спине могучего всадника, крепко схватив его руками за пояс. В следующий миг он настиг их, изо всей силы взмахнул мечом, и шлем всадника глухо ударился о землю. Он успел схватить ее за талию — она была в черной шелковой мантии — и как перышко перебросил к себе на лошадь. И в следующий момент оцепенел: на лице, на котором он ожидал увидеть улыбку и выражение счастья, застыла гримаса гнева и презрения.
«Господи, я хочу, чтобы она меня полюбила! — его сердце обливалось кровью. — Хочу, чтобы она меня полюбила, господи!». Откуда в его душе родилось это странное слово — «господи»? У них дома его никто не употреблял. Наверное, услышал его от своей бабушки — она часто крестилась, бормоча под нос то молитвы, то проклятия. Но сейчас ему казалось, что никакая земная сила не поможет ему — настолько чужим и враждебным было ее лицо. «Помоги мне, господи! Пусть она меня полюбит!»
10
Конечно, она его любила, он это чувствовал. Она единственная из всего класса обращала на него какое-то внимание, смотрела добрым и сочувственным взглядом и улыбалась ему, даже совершая свои нелепые чудачества. Любила его только она, мальчики инстинктивно его ненавидели, словно он был из какой-то другой стаи или стада. И другие девочки редко обращали на него внимание, он казался им маленьким и безличным, они липли к верзилам, внушавшим уважение своими подвигами. Те могли прыгнуть из окна или подбить из рогатки какого-нибудь несчастного воробушка. Она его любила, но все-таки не так, как следует. Он был убежден, что настоящая любовь — совсем иное чувство, роковое и сильное, жестокое и неотвратимое, обжигающее до настоящей боли. «Господи, пусть она меня полюбит!» — думал он. Потом устыдился самого себя. Да разве этот рассеянный и равнодушный бог поможет ему? Если он и есть, то вряд ли станет заниматься детьми. Да и кто в этом мире серьезно занимается детьми? Не надо господа, не надо никакой помощи, он должен сам завоевать ее сердце, завоевать любой ценой.
Валентин попытался продолжить приключение, которое закончилось так неожиданно. Он отвез ее в крепость, но она продолжала молчать и враждебно смотреть на него. Что с ней произошло? Уж не полюбила ли она их князя? Но их князь был кривоногим и безобразным, с сухим, злым лицом, его голова походила на очищенную редиску, на которой развевался только маленький смоляной чуб. Да, но он был жестоким и сильным, покорял народы, совершал подвиги. Валентин мучился днем и ночью, стараясь придумать самый большой подвиг. Побеждал исполинов, разрушал крепости, а однажды достал со дна моря гигантского осьминога, большого, как старинный фрегат.
— Нет! — говорили ее мрачные глаза.
— Скажи мне, чего ты хочешь? И я немедленно выполню твое желание!
— Принеси мне сердце своей матери! — внезапно ответила она.
Валентин смотрел на нее, потрясенный.
— Как — сердце моей матери? — едва промолвил он.
— Да, твоей матери! — жестоко повторила она.
— Может быть, принести сердце моего отца? — неуверенно спросил Валентин.
— Нет, я уже сказала!
— Этому не бывать никогда! — вскричал Валентин.
— И теперь я знаю, что ты вовсе не принцесса!.. Ты просто переодетая ведьма!
После этого ужасного случая Валентин почувствовал, что ее образ стал медленно исчезать из его сердца. Не только тот, из мечты, но и другой — настоящий. Однажды они оба были дежурными и стояли у входа в класс. Она смотрела на него смеющимися глазами, и вдруг легонько погладила по щеке. Но он не испытал чувства радости, а только весь напрягся. Это его испугало, даже ужаснуло. Он знал, что подлинная любовь должна быть вечной. Теряя вечную любовь, он теряет все. «Господи, помоги мне! — думал он. — Я хочу любить ее до конца жизни!»
— Валентин, встань! — сухо сказала учительница.
Валентин испуганно поднялся.
— Скажи мне, о чем я сейчас говорила?
Валентин молчал. Откуда ему знать, о чем она говорила? Ведь в это время он переживал такие роковые и страшные события! Впервые с тех пор, как он пошел в школу, Валентин почувствовал к учительнице какую-то глухую враждебность, чуть ли не ненависть. Это его так поразило, что он не смел поднять голову и посмотреть ей в глаза.
— Ты слышишь, о чем я тебя спрашиваю?
— Слышу! — мрачно ответил он.
По его голосу Цицелкова сразу же поняла, что таится в сердце Валентина. И старая ярость, черная, неудержимая, которая мучила ее уже много лет, внезапно сдавила ей горло. Ей захотелось поднять руку и ударить по этому бледному, враждебному лицу, но она, конечно, сдержалась. Ей всегда удавалось сдерживаться, или почти всегда. Только однажды она выбросила в коридор, как тряпку, одного из таких маленьких бездельников, а потом у нее была целая куча неприятностей.
— Отправляйся за матерью!.. Немедленно! — закричала она. — И без нее не возвращайся!
Валентин молча вышел из класса. На улице моросил осенний дождик, едва видимый, как водяная пыль, сыпавшийся из низких облаков. Валентин шел, как во сне. На какой-то магазинной витрине увидел часы — шел девятый час. В это время его мать еще спала, уставшая после вечернего спектакля. Разбудить ее? Сказать, что случилось?.. Валентин чувствовал, что у него нет сил. Не только сейчас, у него никогда не было сил, кроме как в мечтах, конечно. Человек всегда мечтает о том, чего ему больше всего не хватает. Он не был ни сильным, ни храбрым, несмотря на то, что этой ночью так яростно преследовал кривоногих варваров. Он настиг их и рубил, рубил — в мечтах человек может делать все. Но как сейчас разбудить мать? Нет, на это сил у него не было!
И он, ничего перед собой не видя, шел под мелким дождем. Ему казалось, что он шел долго, несколько часов. Он уже почувствовал себя усталым и изможденным. Наконец пришел в церковный садик недалеко от их дома и присел на скамейку. Старая мрачная церковь, вся потемневшая от дождя, зябко ежилась за деревьями. В ней ли живет бог?.. Неужели ему не холодно среди этих влажных стен!.. И внезапно он с огромной силой почувствовал, что вот сейчас, в этот момент, может произойти чудо. Не может не произойти. Серое, печальное небо раскроется, и появится его мать, вся сверкающая, как настоящая небесная царица: «Вернись в школу, мой мальчик!.. Твоей учительницы нет! Просто ее никогда не было, и никогда больше не будет!» И она поведет его снова обратно, в ясный солнечный день, в котором носятся облака бабочек.
Он ждал с таким огромным напряжением, с такой надеждой, что чуть не потерял сознание. Никакого чуда, конечно, не произошло, в жизни, наверное, не бывает чудес. Он чувствовал себя раздраженным и обиженным, и это словно придало ему сил. Силы забили в нем ключом, он почувствовал, как они закружили его и словно пружина подняли на ноги. Сейчас все, что произошло, казалось ему скорее нелепым, чем страшным. Так в сущности и было. Он взял портфель и решительно отправился домой. В конце концов мать есть мать, не повесит же она его…