Итак, в тот день Цицелкова должна была раздать тетради с сочинениями по картинке. Впрочем, я видел эту неуклюжую картинку. Не знаю, может быть, это известный рисунок, наверное, вы тоже писали по нему сочинение. На нем изображено раскидистое дерево, на одной из веток которого виднеется напоминающее колпак гнездо. Из него высовываются черепашьи головки нескольких птенцов. Под деревом стоит мальчик в смешных брючках. В руках у него вывалившийся из гнезда птенец, который кажется несоразмерно большим и похож скорее на петуха, чем на птенца.
Обычно в таких случаях учительница вызывала одного за другим нескольких лучших учеников, заставляя их читать свои сочинения вслух. Вероятно, Валентин был спокоен — никогда еще до сих пор учительница его не вызывала, его отметки по болгарскому языку всегда были средненькими. На сей раз он постарался над своим сочинением, даже может не столько постарался, сколько увлекся. Кто знает, наверное, у него в душе была какая-то надежда. До сих пор ему еще не удавалось заслужить благоволение учительницы. А в этот день она была в очень хорошем настроении. Взяв верхнюю тетрадку, Цицелкова прочитала первую фамилию:
— Василка Андреева!..
Встала высокая худенькая девочка с тоненькими ножками. Все знали, что Василка — одна из любимиц Цицелковой. Она прочитала свое сочинение громко, немного визгливо и как всегда самонадеянно. Потом учительница вызвала еще одну ученицу, потом одного из мальчиков — «Маленькую кобру», как его все называли в отличие от «Большой кобры», другого мальчика из класса в очках. Все сочинения были довольно короткими, из пяти-шести предложений: «Иванчо пошел погулять. Он увидел под деревом вывалившегося птенца. Иванчо очень обрадовался. Перевязал сломанную ножку птенца, потом…»
Потом мнения разделялись. Василка отнесла птенца домой, пока тот не выздоровеет. «Маленькая кобра», ясное дело, полез на дерево, чтобы посадить его обратно в гнездо. Что же касается…
— Валентин Радев! — внезапно произнесла учительница.
Валентин вздрогнул и молча встал. Цицелкова сунула ему в руки тетрадку.
— Читай!..
Он открыл первую страницу и начал читать — настолько смущенный, что начал заикаться и запинаться на каждом слове.
«Была весна, светило красивое ясное солнце. Маленький кукушенок выполз на край гнезда. И впервые увидел поляну, усеянную красивыми цветами. Высоко над ним сияла синева неба. Вдруг ему захотелось полететь ввысь, окунуться в синеву, вернуться оттуда красивым и синим, как никакая другая птица на свете.»
Валентин почувствовал, что его голос окреп, и продолжил уже более уверенно и спокойно.
«Ему так сильно захотелось взлететь, что он не заметил, как оказался в воздухе. Но его слабые крылышки не выдержали, он полетел на землю и свалился в расцветшую траву. Когда старая кукушка вернется, как найдет его в этой густой траве?»
— Ошибка! — радостно воскликнула учительница. — Две ошибки! — В ее голосе просто слышалось ликование. — Во-первых, кукушка сносит яйца в чужие гнезда! И во-вторых, трава не цветет, мальчик! Где ты видел, чтобы трава цвела?
Она окинула торжествующим взором притихший класс и продолжала:
— Вот что получается, когда невнимательно слушаешь то, что я объясняю!.. Читай дальше!
Валентин продолжал совсем упавшим голосом.
«Но в этот момент на тропинке показался добрый мальчик. Он нашел кукушенка в траве.
— Что с тобой, маленькая птичка? — спросил мальчик.
— У меня сломано крылышко! — ответила птичка.»
Учительница внезапно разразилась смехом. Она так смеялась, что были видны даже ее нёбные миндалины. Сначала класс смотрел на нее удивленно и недоверчиво, все молчали. Но ее смех был столь заразителен, что вскоре заржали и сидевшие на задних партах верзилы.
Затем друг за другом захихикали и другие, пока не загрохотал весь класс. Только Славка молча сидела на своем месте и изумленно смотрела вокруг. Валентин все так же стоял перед классом, его лицо побледнело. Наконец учительница немного пришла в себя и прикрикнула:
— Тиии-хо!.. Читай, Валентин!
Валентин на нее даже не взглянул, только склонил голову над тетрадкой. Сейчас его голос звучал сухо, почти с ненавистью.
«Я тебя вылечу! — сказал мальчик.
И прижал птенца к сердцу с такой любовью, с таким желанием помочь ему, что птенец вдруг выздоровел».
Учительница снова разразилась смехом. Но на этот раз ее не поддержали даже верзилы.
— Глупости! — наконец произнесла она. — Глупости в квадрате! Птицы не говорят, Валентин! Ты когда-нибудь слышал, чтобы птица говорила?
— Это сказка! — мрачно ответил Валентин.
— Какая сказка? Это рассказ. Понимаешь — рассказ по картинке. Что это еще за выдумки? Вот что получается, когда не слушаешь в классе!
Валентин, нахмурившийся, молчал. И класс погрузился в молчание. Наверное, лишь в эту секунду учительница поняла, что переусердствовала с насмешками.
— Ну ладно, садись!.. Ив следующий раз будь внимательнее!
Валентин пришел домой такой расстроенный, что даже его рассеянная мать заметила это.
— Что с тобой, Валентин, что случилось? — спросила она, продолжая накрывать на стол.
— У меня болят жабры! — тихо ответил мальчик.
Ей показалось, что она плохо расслышала.
— Какие жабры?
— Просто жабры! — нетерпеливо ответил он. — Ты разве не знаешь, что такое жабры?
Только теперь мать подняла голову и взглянула на него. Валентин вдруг испугался.
— Ничего, мама, это я просто так, болтаю! — равнодушно сказал он.
На этом разговор закончился.
Я нашел эту злополучную тетрадку, нашел и многие другие детские тетради, в которых Цицелкова набросала свои знаменитые замечания и замечаньица. Но больше всего меня поразил маленький рассказ Валентина. Конечно, он был написан корявым почерком и почти совсем не обработан. Ни одна буква не походила на другую, словно их писали разные дети. В конце он как будто немного устал — слова становились все неразборчивее, строчки сползали вниз. Но как вы сами понимаете, это было чудесное сочинение, ничем не похожее на сочинения других учеников. Однако Цицелкова вообще не обратила на это внимания.
Я внимательно прочитал ее замечания. Красные чернила плясали главным образом по полям тетрадки: несколько восклицательных знаков, выстроившихся, как телеграфные столбы. Что же еще ей оставалось делать, если в тексте не было никаких орфографических ошибок. Но она нервно зачеркнула слова «добрый мальчик» и написала над ними «Иванчо», а на полях.
— «Слушай в классе!» Все другие ученики назвали мальчика «Иванчо» — очевидно, учительница объяснила им, что должно быть в сочинении. В самом низу неразборчивым даже для меня почерком она написала «Нет заключения» и как-то злорадно подписалась. Отметкой, конечно же, была двойка…
«Вдруг ему захотелось полететь ввысь, окунуться в синеву, вернуться оттуда красивым и синим, как никакая другая птица на свете.»
Эти простые слова навсегда останутся в моей памяти. Странно, как хотя бы они не поразили скудное воображение Цицелковой! А о ее душевной грубости и неделикатности вообще не стоит говорить. Как и о ее познаниях о траве.
Вскоре после этого случая Валентин сказал отцу:
— Папа, то, что ты мне показал, было не озеро!
— А что же, мой мальчик?
— Самое обыкновенное водохранилище.
— Какая разница? — пожал плечами Радослав Радев.
— Как какая? Да ведь под водой нет настоящего дна!.. Только разные там стены и затопленные села.
— Это не имеет значения, — ответил Радослав Радев. — Вода есть вода. Ты глазел на нее почти целый час.
— Да, но я думал, что это настоящее озеро.
Отец махнул рукой.
— Что же делать? У нас нет настоящих озер.