— Действительно, счастливчики! — сказал капитан. — Жаль, что не оставили на пашу долю сувениров.
В разговор включился сутуловатый майор с тяжелым, неподвижным взглядом.
— А разве мало сувениров, капитан, осталось и для нас в этой стране? По-моему, москитов, пиявок, тропической лихорадки и другой подобной прелести предоставлено нам здесь в неограниченном количестве.
Спутники Лакруа рассмеялись.
— А вот и Фан-Дын-Фунг — улица Раненого Сердца! — провозгласил Жюльен и указал на одну из полуоб-валившихся стен, примыкавших к крепостным воротам.
Там была видна почерневшая от времени выбоина — след первого ядра, выпущенного французской артиллерией в апреле 1872 года. Вот откуда название этой улицы. Ведь Ханой — сердце страны!
— Жаль, что наши предшественники лишь ранили это сердце, — флегматично бросил капитан. — Нам не пришлось бы тогда торчать в этой стране с ее дьявольским народом.
— Значит, вы за то, чтобы снести с лица земли их города и селения? — оживился майор.
— Хотя бы и так! — буркнул капитан. — Чтобы не бунтовали больше никогда!
— А на что, позвольте вас спросить, —пожал плечами коммерсант, — нужны нам пустыни? Что Франция от этого выиграет?
— У Франции, — усмехнулся до сих пор молчавший военный врач с седеющей эспаньолкой на желтом, болезненном лице, — кажется, вообще мало шансов на какой-либо выигрыш в этой стране... Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, сколько американцев понаехало в Индокитай.
Никто не поддержал военного врача, но и не пытался ему возразить. Наступило молчание.
Покинув последние дома ханойской окраины, машины вырвались на простор Тонкинской дельты *. Равнина уходила далеко на север, упираясь на горизонте в подножие синих островерхих гор. Вся она была испещрена крошечными квадратами крестьянских полей, селениями, спрятавшимися в густую растительность, изрезана протоками, ручьями и оросительными каналами.
Вот сквозь густую листву блеснула широкая лента Красной реки. На ее шоколадной поверхности пестрело множество различных судов и джонок с квадратными па- 3
русами. Все это неторопливо плыло от берега к берегу, вверх или вниз по течению. И вдруг резкий гудок военного корабля нарушил привычную суету на реке. От военной пристани отвалил серый, с низко осевшей в воде кормой, французский монитор. Словно лапами, перебирал он лопастями колес воду и, выползая на самую середину реки, тянул за собой отрепья редкого серого дыма.
Все чаще навстречу машинам ползли теперь к городу крестьянские двухколесные арбы с впряженными в них буйволами. На головах животных плетенные пз бамбука колпаки с отверстиями для ушей. В арбах груды золотистых бананов, огненно-красного перца, темно-фиолетовых плодов манго, кокосовых орехов в зеленой кожуре...
Остерегаясь быстро несущихся автомашин, арбы и пешеходы с коромыслами на плечах останавливались, жались к крестьянским полям.
Дорога постепенно поднималась в гору. Местами вплотную к ней подступал лес. Вокруг насторожилась загадочная тишина, нарушаемая лишь натужно захлебывающимся рокотом взбирающихся вверх автомашин и царапаньем о крыши кабинок низко свесившихся над дорогой веток. Каждый невольно ощупал свою кобуру с револьвером. Всем хотелось скорее миповать этот загадочно настороженный участок дороги.
— Владения Беловолосого, — заметил капитан.
— А кто это? —спросил Лакруа.
— Партизанский главарь, который действует со своей бандой на нашем участке. Неуловим!
— Наверно, потому, что из джунглей никогда не выбирается, — предположил Лакруа.
— Он не только в джунглях, — отозвался капитан, — по и под боком у господина Фуше, вашего будущего шефа, чувствует себя неплохо.
Внезапно оглушительный взрыв потряс утреннее спокойствие леса и эхом прокатился по узкому зеленому туннелю.
Отовсюду иэ густых зеленых зарослей полетели и зацокали по бортам студебеккеров пули. Взорвались одна, другая, третья гранаты. Остро запахло порохом. Резко притормаживая, остановились автомашины, послышались чьи-то ругательства, возгласы, стоны. Вместе с другими Клод Лакруа спрыгнул с машины и, распластавшись на ; емле, пополз к придорожным деревьям. Он и не .заметил, как оказался один в таинственном зеленом полумраке, окруженный плотной стеной из деревьев и зарослей. Пахло сыростью и тленом. Когда перестрелка затихла, Лакруа, никого не видя из своих, уже начал пробираться назад к автоколонне. Близко от него послышался хруст валежника. Лейтенант насторожился и нащупал пальцем гашетку пистолета.
В нескольких шагах от Лакруа, не видя его, показался чуть прихрамывающий вьетнамец в простой крестьянской одежде и с непокрытой седой головой. За его плечами висел на ремне автомат, а в руках он бережно нес окровавленного, беспомощно свесившего руки подростка. Лакруа уже поднял пистолет, но в это мгновенпе взгляды француза и вьетнамца встретились. Преимущество явно было па стороне первого. На то, чтобы опустить на землю раненого и снять из-за плеча автомат, нужны были все-таки секунды, а в руке Лакруа уже тускло отсвечивал вороненой сталью пистолет.
Но какая-то сила будто сковала в эти мгновения Лакруа, не дала ему спустить курок. Человек с раненым подростком на руках только скользпул по нему взглядом и тут же растворился в зеленом сумраке. Лакруа заторопился к машине.
Уже много времени спустя после этой встречи Лакруа долго и мучительно думал над тем, что не позволило ему, офицеру французской армии, выстрелить в партизана. Возможно, решающую роль во всем этом сыграл вид раненого подростка, а может быть, нечто иное, то, из-за чего многие солдаты и офицеры французского экспедиционного корпуса в Индокитае отказывались стрелять в тех, кто защищал здесь свою свободу и независимость.
ОХОТНИКИ ЗА СЛОНАМИ
Олененок проснулся от мягких прикосновений хобота Громобоя. Слон настойчиво будил юного охотника. Вокруг разливался робкий рассвет и под густым лесным покровом было еще темно.
Олененок — стройный, гибкий подросток лет четырнадцати с длинными иссиня-черными волосами, скрученными в пучок на затылке. Сегодня он впервые принимал участие в охоте наравне со взрослыми.
Потянувшись на своей постели из валежника и листьев, мальчик задумался о предстоящей охоте. Если выслеженные Большим Ветром слоны придут к Птичьему озеру на водопой и охота на них будет удачной, то впереди Олененку предстояло еще много заманчивого.
И отец и Большой Ветер уже давно обещали, что, когда они снова тайком будут переправлять в освобожденные районы в дар солдатам дяди Хо 4 слонов, то с ними как поводырь пойдет и Олененок. Конечно, это дело пока далекое. Ведь нужно еще немало времени, чтобы приручить диких слонов. И все же даже не близкая пока перспектива самому побывать на освобожденной земле Вьетнама была столь заманчивой, что не могла не волновать юного мыонга *.
Мысленно представляя картину прсбывапия на земле, свободной от оккупантов, мальчик уже видел свою встречу с дядей Хо. Кто знает, возможно, если он, Олененок, настойчиво попросит его, то Хо прикажет зачислить юного охотника в Народную армию. Что, разве Олененок не пригодился бы там как разведчик или даже пусть как погонщик слона? Большой Ветер ведь рассказывал, как работают в освобожденных районах слоны. Одни из них прокладывают в джунглях дорогн — ведь у них там укрыты от французских самолетов военные заводы, другие перевозят на себе грузы, третьи перетаскивают стволы срубленных в лесу деревьев.
Л как слоны помогают солдатам на фронте! Животные перевозят на себе вооружение, вытаскивают из болот брошенные врагами танки и орудия французов, нередко выручают своих солдат от грозящей им смертельной опасности. Так, на одном участке фронта французы, чтобы вьетнамцы не зашли им в тыл, протягивали по ночам поперек дороги проволоку: заденешь ее. в темноте — взрывается мина. Что будешь делать? Не пойдешь же по вражеской дороге с зажженными бамбуковыми факелами! И тут слоны помогли. Ночью, когда в двух шагах ничего не видно, животные, учуяв опасность, останавливались. Настораживались тогда и бойцы. Нащупав предательскую проволоку, они перерезали ее и двигались дальше. Вот
3
Тонкинская дельта образована Красной рекой, впадающей в Топкинский залив. Дельта является сердцевиной Вьетнама. Это наиболее густо населенный район страны, основной рисопроизводящий район Вьетнама.