— Ты ничего не знаешь об этом, — огрызнулся я. — Ты не знаешь, что я чувствую. Никто не знает!
Она посмотрела на меня лукаво. — Ты думаешь, что ты единственный, кто потерял кого — то близкого? У меня был муж и дочь. Они были убиты злыми рыбаками.
Я глупо мигал. — Я сожалею. Я не знал.
— Никто здесь не знает. — Она села около меня, убрала свои длинные волосы с глаз и посмотрела на небо.
— Поэтому я уехала из дому и присоединилась к цирку уродов. Я была ужасно сломлена внутри и должна была уйти. Моей дочери было меньше чем два года, когда она умерла.
Я хотел что-то сказать, но в горле было чувство, как будто веревка туго стянулась вокруг него.
— Смерть кого-то, кого ты любишь, является второй худшей вещью в мире, — сказала мягко Труска. — Худшая вещь, что ты причиняешь себе боль, что ты умираешь также внутри. Лартен мертв и мне грустно за него, но если ты продолжишь так вести себя, мне будет более грустно за тебя, потому что ты будешь мертв также, даже притом, что твое тело живет.
— Я ничего не могу с этим поделать, — вздохнул я. — Он заменил мне отца, но я не кричал, когда он умер. Я все еще не могу. Я не могу.
Труска тихо изучила меня, затем кивнула. — Это трудно, жить с печалью, если ты не можешь вывести ее со слезами.
Не волнуйся — в конце концов, ты будешь кричать. Возможно, ты почувствуешь себя лучше, когда ты это сделаешь. — Встав, она протянула мне руку.
— Ты являешься грязным и вонючим. Позволь мне помочь, очистить тебя. Это могло бы помочь.
— Я сомневаюсь относительно этого, — сказал я, но последовал за ней в палатку, которую мистер Толл подготовил для нее. Я вытер следы пирога со всего лица, потом разделся и обернул полотенце вокруг себя, в то время как Труска заполнила бадью горячей водой и смешала ее с душистыми маслами. Она оставила меня, чтобы я смог залезть в бадью. Я чувствовал себя глупо, ступая в душистую воду, но это было замечательно, как только я лег. Я оставался там почти час.
Труска вошла, когда я вылез из бадьи и высушила меня. Она забрала мою грязную одежду, поэтому я держал полотенце обернутым вокруг талии. Она заставила меня сесть на низкий стул и приступила к обрезанию ногтей ножницами и подпиливанию их. Я сказал ей, что они не будут хорошо работать — у вампиров экстра-жесткие ногти — но она улыбнулась и подрезала вершину ногтя от моего правого большого пальца ноги. — Это суперострые ножницы. Я знаю все о ногтях вампира — я иногда обрезала их Ванше!
Когда Труска закончила с моими ногтями, она подстригла мои волосы, затем побрила меня и завершила все быстрым массажем. Когда она остановилась, я встал и спросил, где моя одежда. — В огне, — ухмыльнулась она. — Она была гнилой. Я выбросила ее.
— Ну и, что ты предлагаешь мне надеть? — проворчал я.
— У меня есть сюрприз, — сказала она. Подойдя к платяному шкафу, она вырвала из него ярко окрашенную одежду и расположила ее на ножке ее кровати. Я сразу признал яркую зеленую рубашку, фиолетовые брюки и сине-золотой жакет — пиратский костюм, который я носил, когда жил в цирке уродов.
— Ты сохранила это, — пробормотал я, улыбаясь по-дурацки.
— Я сказала тебе, когда ты был здесь в прошлый раз, что я оставлю их и сохраню так, чтобы ты мог носить их снова, помнишь?
Это походило на годы, с тех пор как мы остановились в цирке незадолго до нашего первого столкновения с властелином вампирцев. Теперь, когда я бросил свой взгляд назад, я вспомнил Труску, обещающую приспособить мой старый костюм, когда у нее будет шанс.
— Я подожду снаружи, — сказала Труска. — Надень это и позови когда ты будешь готов.
Мне потребовалось много времени, чтобы влезть в одежду. Чувствовал себя странным, одевая это после всех этих лет. В последний раз, когда я носил их, я был мальчиком, все еще достигающим соглашения с тем, чтобы быть полувампиром, не осознающим каким трудным и неумолимым может быть мир. В то время я думал, что одежда выглядела крутой, и я любил носить ее. Теперь она выглядела ребяческой и глупой на мне, но так как Труска вошла в проблему сохранить их, я полагал, что я должен надеть их, чтобы угодить ей.
Я позвал ее, когда был готов. Она улыбнулась, когда зашла, затем пошла к другому платяному шкафу и пришла назад с коричневой шляпой украшенной длинным пером. — У меня нет ботинок твоего размера, — сказала она. — Мы получим их несколько позже.
Надевая шляпу, я наклонил ее под углом и улыбнулся застенчиво Труске. — Как я выгляжу?
— Посмотри сам, — ответила она, и подвела меня к зеркалу в полный рост.