Нет, его труп давно был выкинут за борт и возможно над ним уже вовсю пировали рыбы. Но, тем не менее, он совершенно спокойно расположился возле моей кровати. Его лицо в ту ночь запомнилось до мелочей. Вплоть до небольшого белесого шрама над левой губой. Он был старше, но ненамного. Замаранная кровью рубаха и видавшие виды, вытертые штаны. И только с сапог на ковер текла вода. Утром я вовсю бахвастался своим вчерашним подвигом и лишь жалел о неплохой рубахе, пусть и с прорехой от моего меча, и сапогах, которые можно было снять с убитого, и что лежали теперь на дне реки. Ночь он вновь явился мне, только улыбка на его помертвевшем лице стала шире, а в руках он держал снятую с остывшего тела рубаху...
- Глаза той девочки, смотрящие прямо на меня, напомнили о мертвеце. Я пытался достать ее из воды, она хваталась за мой рукав... и рука проходила сквозь. Будто лезвие меча разрубало воздух. С тех пор я сторонился детей. Детей и собак. - Ты хоть пытался, - Стеша набралась храбрости и произнесла то, о чем не могла не думать, - ты хоть пытался жить, не убивая других? - Во время битвы я горел заживо. Не люди - враги, которых надобно косить под корень. Не побратимы - части меня, словно я был многоруким и многоголовым чудищем. Это чувство... думал, ничто не сможет заменить его. А потом... молоко вошло в мою жизнь, как когда-то в детстве. - Славка посмотрел мне в глаза и вздохнул. - Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Жил был княжич. Так часто начинаются сказки. В них царские особы сильны, прекрасны и розовощеки, как внутренняя сторона раковины. Но этот княжич был другим. Больной ребенок, пришедший в мир на зов дождя. Княжич, появился на свет не в палатах, а в старом домике мясника. Схватки начались не в срок, и вот уже немолодая жена мясника вкладывает в руки новоиспеченной матери теплый, пахнущий кровью и молоком сверток. Молоко и кровь прочно переплетутся в его дальнейшей судьбе. Первый урок о боли он получил, едва научившись ходить. Тогда, улизнув от нянек, малец подполз к корове. Ловкие детские пальчики потянули за вкусно пахнущий молоком сосок на тугом вымени. Удар копытом пришелся по переносице. И по сей день, на ней видна маленькая неровная выпуклость. Эту историю непременно обсуждали на каждом пиру, как забавную семейную шутку. А тогда все просто испугались, особенно нерадивые няньки. И только княжна вздохнула со словами - ну вот, и без того больное дитяте совсем чуть не испустило дух. Его рост был мал, фигура костлява, без всякого намека на мускулы, а лицо - неважная смесь из отцовских крупных черт и материнской мягкости линий. Спустя несколько зим он подралась с кухонным поваренком, назвавшим его за глаза тощей ящерицей. На его беду княжич слышал каждое слово. Кровь, капнувшая из хрустнувшего носа врага, впервые не показалась отвратительной. И целый день носил крохотное багровое пятнышко на рукаве, как своеобразную медаль славы. Через год княжна родила ему сестренку, и на кухне вновь запахло молоком. Молоко окончательно утекло в прошлое, стоило разрозненным племенам, жившим на границе, неожиданно объединиться под командованием нового вождя. Княжичу исполнилось шесть, когда зверь в человеческом обличье вошел в их жизнь. И он навсегда запомнит день, когда убили сестренку и мать. Перо... дрожащее перо на наконечнике стрелы, торчащей из горла отца. Оно до сих пор дрожит в самом дальнем уголке его памяти.
- Твою семью... - Стеша проглотила слово «убил», просто не смогла произнести, так явственно перед ней встали картины из чужого прошлого. - Я хотел войти в дружину, чтобы затем расправиться с вождем. - Так что изменилось? - Я был слишком слаб и жалок, чтобы победить могучего воина. А потом пришел с других земель новый воин по прозвищу Монах. Зарубил вождя, а меня взял под свою опеку. Монах стал моим названным отцом. От него я получал больше всего оплеух, но он и защитил меня от воинов, решивших продать болезного отрока за пару монет. Я даже не заметил, как жгучая ненависть немного ослабла, а затем и вовсе ушла под натиском ежедневных дел. Я помогал дружине в быту, учился у старших и помаленьку креп. Сидя у костра, я слушал их разговоры о грабежах и походах, о новых землях и чуждых людях. Делил с воинами кров и пищу. А когда подрос, они сделались мне соратниками, сородичами, товарищами... Я не приметил, как стал одним из них. Щенок подрос в стае волков и научился загонять и вгрызаться в теплое тело жертвы. И в один день море забрало нашу добычу и души. Я слышал голос названного отца, чувствовал, как тону, как вода наполняет меня изнутри, вытесняя воздух. Что-то хлопало и ломалось вокруг. Волны обезумевшего моря, крушили корабль, разбивая его в щепки. Я не смог уйти со своей дружиной. Остался тут, выполнять немыслимое: искать золото. Золото! - последнее, что произнес Монах, хватая меня за грудки. Выпрашивая обещание, стоившее мне небесного царства. Золото необходимое, чтобы вернуть семью Монаха, угнанную монголами и скорее всего - давно преданную чужой земле.