Марк кивнул.
— Наверняка не подозревала. Он всю жизнь любил рыбалку.
— Но последние двадцать лет ему пришлось отказаться от своего любимого увлечения. Уезжая якобы на рыбалку, он встречался со мной. В рыбацком домике в Тихой заводи. Но потом этот домик разгромили какие-то хулиганы.
Вдруг Марк с горечью вспомнил, с каким пониманием отнесся отец к его увлечению баскетболом. Старый лжец! Из-за баскетбола Марк перестал ездить в Тихую заводь. Ему тогда было двенадцать лет. Ровно двадцать лет назад, когда отец познакомился с мисс Фарли.
Но, может, все было как раз наоборот? Марк вырос, у него появились новые друзья и увлечения, и папа почувствовал себя одиноким и брошенным. Ведь выходные, проведенные с Марком, были для него, наверное, настоящей отдушиной! Когда взрослеющий сын стал отдаляться от него, он нашел утешение с Розмари. Да, могло быть и так, и в этом случае Марк должен винить не отца за его распущенность, а себя за свое невнимание.
Марк посмотрел на Розмари и подумал о том, какой же необыкновенной красавицей она была двадцать лет назад. Она и теперь очень красива.
— Позвольте мне попросить прощения за моего отца, — с чувством сказал Марк. — Мне кажется, он поступил с вами жестоко. И несправедливо. И я думаю, что он и сам это понимал. Его решение подарить вам Тихую заводь было, несомненно, его последним «прости». Поэтому Тихая заводь обязательно должна быть вашей. Я уже сказал Анне, что немедленно поручу юристам все оформить.
Розмари подняла на него лучистые глаза, полные такого восхищения, что он чуть сам не расплакался.
— Неужели ты это сделаешь?
— Конечно. Таково было желание моего отца.
Она разрыдалась, и Марку ничего не оставалось, как вновь принять на себя роль жилетки. Он обхватил ее за хрупкие плечи и стал приговаривать что-то успокаивающее. Второй раз за день он утешает женщин семьи Фарли! Но успокаивать мать — совсем не то, что утешать дочь. И слава Богу.
— Ну пожалуйста, Розмари. Не плачьте. Успокойтесь.
— Оливер терпеть не мог, когда я плакала, — всхлипывала Розмари.
Ничего удивительного, мрачно подумал Марк. Готов спорить на что угодно, плакать ей приходилось нередко. Отец бессовестно испортил ей жизнь. Почему он не повел себя, как порядочный человек, и не оставил ее, как бы трудно ему ни было? Тогда со временем она могла бы утешиться и начать жизнь заново, познакомиться с хорошим человеком, выйти замуж, родить еще детей. Ей же, бедняжке, пришлось довольствоваться нечастыми «постельными сценами»…
Отец всякий стыд потерял! Марк бросил взгляд на Анну и виновато признал, что отец отнюдь не был исключением.
Страшная сила — физическое влечение. Особенно для мужчины.
Марк мысленно поклялся, что никогда не допустит, чтобы его влечение к Анне пересилило здравый смысл. Скоро вечер закончится, и он больше никогда не вернется сюда. Но пока он еще здесь, его долг — дать Розмари хоть какое-то утешение. Совесть его и так не спокойна из-за Анны, так пусть она хоть за мать порадуется.
Марк повернулся к Анне.
— Анна, почему бы вам не отвести маму наверх и не помочь ей переодеться к ужину? Розмари, вам обязательно надо поесть. И поговорить. Иначе на душе у вас не будет мира, я это по себе знаю. Давайте-ка всласть поговорим. Перемоем косточки старому греховоднику, если захотите. А потом опрокинем пару стаканов вина, которое припасла Мелани. Мелани, Розмари будет готова через десять минут. Поспеете с ужином?
— Нет проблем, — улыбнулась Мелани.
— Ну, дамы, вперед, — поторопил их Марк. — И, Анна, ради Бога, не прихорашивайтесь так долго, как перед поездкой сюда. Через десять минут я поднимусь к вам и спущу к столу силой.
Анна вспыхнула, но не возразила. Он абсолютно прав. Мать надо слегка встряхнуть, не давать ей разнюниваться. И дать ей возможность поговорить об Оливере. Ни с ней, ни с Мелани мама не могла бы говорить о любимом свободно, зная их более чем прохладное отношение к Оливеру. А поговорив с Марком, мама, может быть, перестанет его идеализировать.
Анна повела все еще ошеломленную Розмари наверх, усадила ее на кровать, а сама стала перебирать вещи. Вытащила простые синие джинсы и белый тонкий пуловер. Не бог весть что, но гладить не надо.
— Вот, мама, надень.
— Он необыкновенный, правда? — мечтательно проговорила Розмари. — Прямо как Оливер.