Тропинка стала немного круче, и Фостер тяжело задышал. Фенвик возненавидел его еще больше, чем раньше. Фостер, совсем не грузный человек, не выдержал этого небольшого подъема! Они продолжали подниматься вверх. Внизу остались каменоломни, недалеко от них бурно текла река, воды которой в сумерках казались то зеленоватыми, то принимали грязно-серый цвет. Прямо перед ними был Хелвеллин.
«Вон там мое озеро! — воскликнул Фенвик и немного погодя добавил: — Солнце зашло быстрее, чем я думал, становится совсем темно». Фостер споткнулся и схватил его за руку: «Ты знаешь, сумерки делают эти холмы похожими на живых людей. Я едва вижу дорогу».
«Мы здесь одни, — сказал Фенвик. — Ты чувствуешь, покой царит вокруг? Люди уже покинули каменоломни, ушли домой, здесь только мы! Видишь там зеленоватый свет? Это будет продолжаться еще несколько минут, а потом все погрузится в темноту. А вот и мое озеро. Фостер, ты не представляешь, как я люблю это место. Мне кажется, что оно только мое, так же, как тебе принадлежит твоя работа, известность, успех, понимаешь? У меня есть оно, а у тебя есть они. Хотя, я думаю, мы с тобой в каком-то смысле равны. Я чувствую, вот этот небольшой участок воды принадлежит мне, а я ему, и мы не должны существовать отдельно. Оно черное — одно из самых глубоких, никто не измерял здесь глубину, ее знают только вот эти холмы вокруг. Я думаю, однажды оно поведает мне свои тайны».
Фостер чихнул. «Очень красиво, Фенвик, оно мне нравится. Очаровательное место. Но не пора ли возвращаться? Тропинка крутая, да и прохладно уже». Фенвик его перебил, взял за руку и повел: «Ты видишь небольшой мостик. Я думаю, что у человека, который его построил, здесь была лодка. Иди сюда, посмотри. Здесь, с мостика, озеро кажется особенно глубоким, а холмы как будто смыкаются вокруг».
Фенвик опять взял Фостера за руку и подвел к самому краю мостика. Действительно, здесь особенно чувствовалась глубина, вода была совсем темной. Фостер посмотрел на нее, затем обвел взглядом холмы, и правда, казалось, что они сомкнулись вместе. Он опять чихнул и произнес: «Я, кажется, простудился. Да и жутковато здесь. Давай возвращаться, иначе не найдем дорогу».
«Позже», — сказал Фенвик и неожиданно схватил Фостера за шею.
Голова того неуклюже повернулась, и Фенвик увидел совсем детские, испуганные глаза. Затем последовал легкий толчок, и Фостер упал в воду. Раздался резкий крик, и в воде какое-то время барахталось что-то светлое, а затем наступила тишина.
Тишина нарастала. Озеро вело себя так, как будто ничего не произошло. Оно спокойно смотрело на неподвижные темные холмы, словно делая им знак — никому не раскрывать этой тайны. Фенвику показалось, что он растворился в неподвижности, царившей вокруг. Он замер и, боясь сделать малейшее движение, стоял, скрестив руки на груди. Фенвик смотрел на черную, как чернила, воду. Со стороны могло показаться, что он о чем-то напряженно думал. Но в его голове не было мыслей, он чувствовал лишь огромное облегчение, теплоту, которая теперь была внутри. Не было больше Фостера, этого болтливого, утомительного, самоуверенного болвана. Его нет и он никогда не вернется. Озеро его не отпустит. Оно смотрело прямо в лицо Фенвику и будто говорило: «Ты хорошо поработал, это было необходимо. Мы сделали это вместе, ты и я. Я горжусь тобой». Он и сам гордился собой. Наконец-то он сделал хоть что-то решительное и большое в своей жизни.
Все эти годы он был слабым человеком. Он ничего не делал, и только всех винил в своих несчастьях. Теперь наконец-то он совершил что-то большое. Фенвик выпрямился и посмотрел на холмы. Гордость переполняла его. Он почувствовал, что сильно замерз и его начал бить озноб. Пришлось поднять воротник плаща. Где-то среди темных холмов был виден зеленый свет. Это было обычным явлением, длившимся какой-то миг перед наступлением полной темноты. Пора было возвращаться домой.
Со стучащими от холода зубами Фенвик пошел вниз по тропинке, и тут он вдруг понял, что не хочет покидать озеро. Оно было для него единственным другом во всем мире. Чем дальше он шел вниз, прочь от озера, тем сильнее он ощущал свое одиночество. Он возвращался в пустой дом. Прошлой ночью там был гость. Но кто? Ах, да — Фостер, конечно, Фостер, со своим глупым смехом и со своим любезным, посредственным взглядом. Но он больше не увидит этого Фостера, да, он больше его никогда не увидит.