— Я ж похоронил тебя, — громко сказал Николай, как ему показалось, но голос был слабым, и Наташа не расслышала.
— Что ты сказал? — спросила она, пытаясь рукой дотронуться до его волос.
Он отстранился и повторил:
— Я похоронил тебя.
— Любимых не хоронят, — отозвалась она. И наклонилась к нему.
Он взглянул на неё. На него смотрели два огромных бездонных глаза — словно два туннеля, уходящие в чёрную даль — они были без зрачков.
«Не смотри в глаза», — услышал он внутренний голос и с усилием отвел взгляд от притягивающей бездонной глубины.
— Ты не Наташа, — сказал он, отодвигаясь от неё.
— Я Наташа. Ты не мог меня забыть.
— Я не забыл. Но ты не Наташа.
Он протянул руку, стараясь коснуться её плеча, но она быстро поднялась с кровати и отпрянула в угол. Ему показалось, что её глаза зажглись мертвенным зелёным светом, похожим на свет, когда молния озаряет глухой ночью окрестности.
За окном опять, как и в недавнюю ночь, началось свечение, и шум множества стрекоз наполнил комнату. Он увидел, как фигура Наташи стала колыхаться, редеть, будто таящая снежная баба, линии стали мягкими, расплывчатыми, и она исчезла. Затихло и шелестенье стрекоз, и свечение померкло за окном, а на смену ему шёл рассвет.
Николай вытер мокрый лоб и облегчённо вздохнул, определив, что сидит на кровати, в холодном поту, который льёт с него ручьями. На тумбочке, где недавно стояла чашка, было мокрое пятно. Бросив взгляд на кровать, где только что сидела Наташа, заметил, что подушка просвечивается изнутри, как от мощного луча фонаря. Он откинул её. Камень лежал на месте, но был похож на уголёк, выкатившийся из костра, такой же малиновый, пышущий внутренним теплом. Николай дотронулся до него кончиками пальцев, боясь обжечься, но не ощутил тепла. Он взял его в руки — камень был холоден, как обычно.
«Наваждение какое-то», — подумал он, подошёл к шкафу, положил камень на полку и закрыл дверцу. Но она, скрипнув, отворилась. Он два раза закрывал её, но она оба раза открывалась. Плюнув с досады, он отошёл от шкафа. Сердце перестало стучать, но тело мелко дрожало. Он отрыл дверь на лестницу и прислушался: Афанасий всё также мерно храпел, иногда издавая такие рулады, что казалось, храпит целая рота. Николай осторожно прикрыл дверь, подумав, что не будет беспокоить Афанасия из-за какого-то кошмарного сна. С такими мыслями он лёг на кровать и вскоре заснул.
Утром его разбудил Афанасий, тронувший за плечо. Николай испуганно вскочил, но увидев «афганца», облегчённо вздохнул:
— Это ты?..
— Я. А ты что вскочил как ужаленный? — смеясь, спросил Афанасий.
— Да так, подумалось…
— О чём?
— Пустяки, померещилось, — ответил Николай, и события прошедшей ночи вновь встали перед глазами.
— Ты одетый спал? — вновь спросил Афанасий, догадавшись, что Воронин что-то скрывает.
— Одетый, — машинально ответил Николай, устремив взгляд на тумбочку.
Он встал, подошёл к тумбочке и взял в руки лежавшую на ней агатовую брошь. Посмотрел и снова положил на место.
— Это не кошмар, — пробормотал он.
— Что ты сказал? — спросил Афанасий, не расслышав слов Воронина, но увидев перемену в лице приятеля: из задумчивого оно превратилось в озабоченное. Николая била мелкая дрожь. Он бессильно опустился на кровать.
— Да что с тобой? — Афанасий присел рядом и потряс его за плечо. — На тебе лица нет!
Николай не хотел говорить Афанасию о своих недавних видениях, но сейчас, ошеломлённый и напуганный ночным кошмаром, решил рассказать ему всё, чтобы не мучиться, скрывая происшедшее. Он подробно рассказал приятелю о явлении, которое произошло ночью и о ранее пережитом событии, связанном с надгробием Олантьева, не боясь, что Афанасий примет его слова за шутку или бред.
Но Афанасий внешне всё воспринял серьёзно. Он внимательно слушал его сбивчивый рассказ, видел, как побледнело лицо Воронина, когда он передавал диалог с Наташей.
Афанасий положил ему руку на плечо:
— Ты успокойся. Ничего же страшного не случилось?
— Не могу придти в себя…
— Не волнуйся. Всё закончилось.
— К счастью, да, — ответил Воронин, сжав руками виски, словно от сильной головной боли.
Несколько минут они молчали, каждый думая о своём. Афанасию показалось, что в комнате пахнет гарью, как от свечей. Он открыл створки окна. В комнату ворвался свежий утренний ветер, раздувая занавески.
— Так что ты скажешь об этом? Я с ума схожу, галлюцинации начались или это нечто другое? — спросил его Николай, оставаясь в том же положении на кровати.