— Ничего не хочу. Я, понимаешь, большого чего-то такого сделать не могу. А вот переиначить что — могу. Увижу какую деталь — пружинку там, проволочку, — думаю: почему она так сделана, а нельзя ли её попроще сделать? А так чтобы… Нет, на этом пускай учёные работают.
— Ладно, — согласился Витёк. — Делаешь что хочешь, что можешь. Но всё равно ты голова, Ванёк! Умище у тебя неуёмный, вот. Всё хочешь до своего докопаться. Вот и получается, что ты всё можешь. Практик ты, понял?
— Понял, — усмехнулся Шмонькин, встал и поправил пиджак на плече, собираясь уходить.
— Постой, — усадил его снова на скамью Витёк. — Ты Месячкина случаем не знаешь?
Шмонькин подумал:
— Вроде бы нет. А что?
— Я считал — знаешь. Надо свести тебя с ним. Такой тоже мужик… Но наоборот, чем ты. Ты, к примеру, всё своими руками делаешь, практически, так сказать, в жизнь воплощаешь, а тот… Тот, как тебе бы это объяснить, теоретик, разные проекты составляет. Мне брат Лёшка о нём говорил. Брат у меня учитель. Так вот этот Месячкин завсегда с бумагой и карандашом. Лёшка говорил, что он математические обоснования законов этого, этого… Ньютона и ещё, как его, Каплера вроде какого-то, не помню точно, делал. Отвозил в Москву, ему ответы положительные присылали. Во голова! Он и огурцы без земли выращивал, вырастил — на засолку хватило. Теперь, брат говорит, думает, как родному Министерству обороны помочь — сделать так, чтобы хлеб годами не черствел. И другого много у него разного. Вам надо сойтись. Он бы чертил, а ты воплощал. Как, а?
— Время будет — сходим. Мужик, видать, головастый.
— Какая ещё голова-то…
— Ну будьте, мужики, — заторопился Шмонькин. — Мне пора.
— Будь здоров, Иван. Спасибо тебе, — говорит Велихвостов.
Ему вторит Тетерин, вешая фотоаппарат на плечо.
— Ну что вы! Не за что. Пустяки. — Иван машет на прощанье рукой и идёт домой.
Дома он ужинает, долго пьёт горячий чай и задумчиво поглядывает по сторонам. Потом убирает со стола и ложится спать. Катерина некоторое время лежит молча, словно спит, а потом, не выдержав молчания, опять задевает мужа.
— Лан, лан, ладно, — шевелит выгоревшими бровями Иван. — Не буду помогать никому. Буду только для дома. Хочешь, буду водить тебя царицей? Хочешь, буду выращивать огурцы без земли, много огурцов?.. Будет столько, что половину соседям отдашь.
— Опять соседям?
— Ну, не соседям. Продавать будешь. Хочешь?
— Обманешь, — говорит сквозь сон Екатерина.
— Не обману.
Не спит Иван. Мысли разные в голове ходят. «А интересно увидеть этого Месячкина, — думает он. — Видать, мужик башковитый, раз в науку полез. Нужно познакомиться…»
Уже рассветать начинает, а он и глаз не закрывал. Вдруг лёгкий стук в окно. Иван откидывает угол одеяла, приподнимается. За прозрачным стеклом — одним глазом Сёмка Фомин.
— Иван! — Он делает знаки Шмонькину рукой, чтобы подошёл.
— Чего надо? Жену разбудишь, — шёпотом говорит Иван и встаёт. Открывает створку окна, тихо, чтобы не скрипнула.
Сёмка отирает потное лицо, видно, бежал.
— Ярка обезножела, — смотрит он на Ивана.
— Я тут при чём, — говорит Иван хриплым шепотом. — Ветеринару кажи…
— Ива-ан, ветеринар далеко. Да и где… все спят.
Глаза Сёмки полны тревоги и озабоченности. Рубашка впопыхах надета наизнанку, одна штанина засучена, другая — нет, волосы всклокочены.
— Я один. Дома никого нету. Жена у меня за скотиной ходила, а тут уехала к свояченице. А ярка, будь она неладна, ногу сломала, блеет — оторопь берёт. А, Иван?
— Я ж не лекарь.
— Я и не говорю, что лекарь. Но ты всё же… знаешь…
— Ладно. Не шуми! Счас оденусь — прибегу.
ДЕШЁВЫЙ МУЖИК
Акиму Борзову надо было выкопать яму под погреб. Конечно, если бы копать на краю участка, он бы нашёл «Беларусь», и тот ковшом быстро бы перебросал каких-то девять-десять кубов земли. Но надо было копать в глубине, у сараев, где особенно не развернёшься да и не на любой машине проедешь: везде кусты смородины, крыжовника, яблони. Нужен был человек или бригада шабашников в крайнем случае. Но ни человека, ни бригады Борзов не находил. Или заламывали такую цену, что у него голова кружилась, или наотрез отказывались.
Аким отчаялся уже найти кого-либо.
— Во люди, — ругался он, вечером идя по Зелёной улице после очередного отказа. — Как жить стали! Никому неохота лишний рубль заработать. Совсем изленились. Лучше с бутылкой пива пролежат под кустом на речке, чем пойдут деньгу заколачивать. Мало им дают, вишь. Народ…