Так продолжалось несколько минут. За это время у Афанасия онемели руки и затекла нога. Затем вереница призраков исчезла, словно растаяла, и наступила кромешная темнота.
— Афанасий, ты как там, жив? — услышал он голос Воронина.
— Жив, — ответил «афганец», спрыгнул с карниза, на котором стоял, в туннель и включил фонарь. — Они мне не сделали ничего плохого.
— Давай спускайся, — закричали ему друзья.
— Минуточку. Я здесь посмотрю кое-что.
Через минут десять Афанасий по верёвке осторожно спустился обратно.
— Это туннель, ведущий в центр гряды, — сказал он, — напичканный какими-то сложными приборами. Какие-то лампочки, рефлекторы. Одним словом, мужики, здесь под землей идёт какая-то работа. Это всё неспроста.
Послышался равномерный гул. Подземелье стало содрогаться, словно его трясли. Гул нарастал. Дуровцы затаили дыхание.
— Мне это не нравится, — прервал молчание Афанасий. — Как будто землетрясение. Я переживал подобные минуты в Афганистане. Там иногда трясло.
Ему никто не ответил — сверху посыпались мелкие камни.
— Полундра, — крикнул Николай. — Сматываемся отсюда. Нас засыплет.
— А сундук? — вскинул глаза на Воронина Лазутин.
— В другой раз. Видишь, что творится.
Никто не возразил Николаю. Оставаться в пещере и ждать, когда она обвалится, было рискованно, если не бессмысленно.
Когда они подошли к стене, увидели, что верёвка лежит у их ног. Афанасий нагнулся:
— Её обрезали…
— Ну вот, ёшь твою клёш, — выругался Лазутин. — Влипли…
— Не суетись, — оборвал Лазутина Афанасий.
Он вернулся на прежнее место, взял шнур с кошкой за свободный конец и дёрнул, придав ему волнообразные движения. Кошка упала к его ногам.
Свернув шнур в бухту, забросил кошку в отверстие и приказал Николаю лезть наверх.
Они выбрались из грота, быстро смотали верёвки и отправились в обратный путь. Шли молча, постоянно оглядываясь, преследуемые нарастающим шумом.
Вдруг они услыхали душераздирающий крик. Так кричать мог только человек, испуганный до такой степени, что потерял всякое самообладание.
Дуровцы остановились не в силах идти дальше, настолько их сковал страх. Они прижались к стене, тяжело дыша, ожидая дальнейших событий. Шум и гул прекратился, наступила тишина, гнетущая и тяжелая. Ничего её не нарушало.
— Пещеры страха, — выдавил из себя Лазутин, немного придя в себя. — Кто это кричал?
— Несомненно, человек, — ответил Николай.
— Они что здесь опыты проводят?
— Кто они? Призраки?
— Я не о призраках. О тех, кто работает под землей. И крик был не призраков, а человека.
— Что гадать, — произнёс Афанасий. — Надо выбираться отсюда. На войне хоть знаешь, где противник, а здесь… Откуда ждать подвоха?
Но они не сразу выбрались наружу. Опять пришлось поплутать по двойному коридору.
— Страсти какие-то, — шептал Лазутин весь взмокший от нервного напряжения.
Вдали засветлело — они подходили к выходу из катакомб.
Уже почти достигнув утесов, сомкнувших свои вершины, образуя пещеру, друзья увидели картину, которая заставила их содрогнуться: на каменистом ложе, освещённым лучами солнца, лежали три трупа. Это были мужчины. Один лежал на боку, подобрав колени к подбородку и прислонив руки к лицу, другой на животе: одна рука была вытянута вперёд, другая неестественно подогнута под себя. Третий лежал на спине, беспомощно раскинув руки и свесив голову набок. Из груди торчало нечто наподобие большого палаша с широким лезвием.
Дуровцы осторожно приблизились к неподвижным телам. Афанасий выбежал из пещеры на открытое пространство, заглянул в каждую трещину и расселину, за каждый камень. Взглянул вдаль. Гладь озера была безмятежна. Над ней величаво проплывали пушистые кучевые облака, иногда скрывая солнце, и тогда гряда темнела, принимая суровые очертания. Он поднёс к глазам бинокль и долго всматривался в берег.
— Наверно, показалось, — пробормотал он, отнимая от глаз бинокль.
— А что увидел? — спросил подошедший Николай.
— Почудилось, что лодка мелькнула на озере. Но быстро скрылась за грядой. У страха глаза велики.