На ней были белый шерстяной свитер и выцветшие джинсы из грубой хлопчатки. Джинсы она подвернула, на внутренней стороне манжет виднелась ярко-красная строчка. Над парусиновыми туфлями проглядывала узкая полоска белой кожи. Кое-как собранные в пучок волосы открывали нежной белизны шею — удивительно красивую. Гимпэй был потрясен неописуемой прелестью девушки. Одна полоска кожи повыше парусиновых туфель — и та сводила с ума. Его сердце пронзила такая тоска, что он готов был умереть на месте, либо… либо убить эту девушку.
Он вспомнил кузину Яёи из родной деревни и Хисако Тамаки — его ученицу, но обе они не шли ни в какое сравнение с этой девушкой: хотя Яёи и белолица, но ее кожа лишена лоска; смуглая кожа Хисако прелестна, но ей не хватало чистоты и удивительной нежности, какой обладала кожа этой девушки. Да, не вернуть то время, когда мальчишкой он играл с Яёи, безвозвратно канули в прошлое дни, когда он учительствовал в колледже и влюбился в Хисако… Теперь он чувствовал себя усталым и разбитым. Был тихий весенний вечер, но Гимпэю казалось, будто бредет он против резкого холодного ветра, выбивающего слезы из глаз; косогор был пологий, но ему не хватало дыхания, чтобы его преодолеть. Ноги казались ватными, не слушались его, и он чувствовал, что ему не нагнать девушку. Он еще не разглядел ее лица, а ему так хотелось увидеть его, пойти с ней рядом, хотя бы до вершины косогора, поговорить… ну, хотя бы о собаках. Он знал: другой возможности у него не будет, да и существовала ли она теперь — в этом у него тоже не было уверенности.
Гимпэй помахал правой рукой в воздухе — привычный жест, когда он, прогуливаясь, о чем-то сам с собой спорил. Сейчас этот жест был вызван ощущением, какое он испытал когда-то, сжимая в руке мертвое тельце мыши — ее глаза остекленели, изо рта стекала тонкая струйка крови. Мышь поймал на кухне японский терьер из дома Яёи. Пес держал мышь в зубах и не знал, как дальше с ней поступить. Мать Яёи что-то сказала ему, потом легонько стукнула по голове. Терьер выпустил мышь, но, когда она упала на пол, снова бросился на нее. Яёи подхватила собаку и стала ласково ее увещевать:
— Ты хороший, хороший пес! Молодчина!
Потом она приказала Гимпэю:
— Унеси отсюда эту гадость.
Гимпэй поспешно схватил мышь. Из ее рта упало на пол несколько капелек крови. Гимпэю было неприятно держать в руках еще теплое тельце, хотя в остекленевших глазках зверька было что-то трогательное.
— Поскорее выбрось ее, — сказала Яёи.
— Куда?
— Ну, хотя бы в озеро.
Гимпэй вышел на берег, размахнулся и далеко, на сколько хватило сил, закинул мышь в воду. Из ночной тьмы донесся тихий всплеск. Он кинулся домой, не разбирая дороги. Он был зол на Яёи, заставившую его так поступить: с чего это она приказывает? Яёи всего лишь его кузина! Гимпэю тогда было лет двенадцать или тринадцать. С тех пор ему часто снилось, что его преследуют мыши.
После того как терьер впервые поймал мышь, любые приказания превращались в его голове в одно слово — «мышь!». И он сразу же мчался на кухню, но вначале ничего не замечал, хотя какая-нибудь мышь обязательно пряталась в уголке. Кошачьей сноровки у терьера не было, и он лишь истерически лаял, когда с опозданием видел, как мышь, шмыгнув из шкафчика, быстро взбирается по опорному столбу. Он буквально заболел нервным расстройством, даже цвет глаз изменился. Гимпэй возненавидел пса. Однажды он украл у Яёи иголку с вдетой в нее красной ниткой и стал подстерегать терьера, чтобы проткнуть его тонкое ухо. Гимпэй намеревался это сделать перед уходом из дома кузины, рассчитывая, что, когда поднимется шум и в ухе собаки найдут иглу с красной ниткой, все решат, будто это проделка Яёи. Но стоило ему подкрасться к терьеру, как тот с лаем кинулся прочь. Потерпев неудачу, Гимпэй сунул иголку в карман и, вернувшись в дом, изобразил на бумаге собаку и Яёи, потом прошил картинку несколькими красными стежками и спрятал в ящике своего стола…
…Ему вспомнился этот терьер, когда он подумал, не завести ли с девушкой разговор о собаках. Хотя, собственно, что интересного мог Гимпэй рассказать о собаках, которых всей душой ненавидел? Он был уверен: стоит ему подойти, как собака сразу бросится на него. Правда, он не решался приблизиться к девушке совсем по иной причине.
Тем временем она остановилась и отстегнула поводок. Почуяв свободу, собака кинулась вперед, потом вернулась обратно, подскочила, миновав девушку, к Гимпэю и стала обнюхивать его ботинки.
Гимпэй, вскрикнув, отпрянул.
— Фуку, Фуку! — Девушка позвала собаку.