Только было наполнилась душа Семёна хорошим чувством — услышал в отдалении стук топоров и напряжённый визг мотопилы. По мере приближения к тому месту звуки становились явственнее; послышался треск и шум падающего дерева, глухой удар его о землю, потом второго и третьего.
«Да что это! — возмутился Семён, ускоряя шаги. — Кто безобразничает-то?»
Деревья тут располагались нечасто — это были столетние ели с толстыми сучьями до самой земли. Иногда они объединялись, образуя своими кронами единый шатёр, под которым будто выметено — муравейники тут и там, а уж ихние трудолюбивые жители все вокруг подметали-подчищали. Семён проломился сквозь чащу и даже похолодел: не порубщик повалил воровски два-три дерева — на такого управу можно живо найти, но целая бригада мужиков — шестеро! — вела наступление на лес организованным порядком. Они как раз, уморившись, сели покурить и поглядывали в его сторону. Люди нездешние, Семёну незнакомые и, должно быть, с государственным заданием, а не какие-нибудь лесные браконьеры; этим что прикажут, они выполнят, лишь бы зарплата шла. Раздолбаи, одним словом.
Семён перелез через огромную поверженную ель, постоял, оглядывая ее от комля до вершины. От жалости не совладал с собой, спросил резковато:
— Что творим, умные головы?
Ему не ответили; он повторил вопрос и снял с плеча кнут, словно намереваясь пустить его в дело — хлестнуть по мужикам, как по коровам.
— Просеку ведём, — объяснили ему умные головы. — Для ЛЭП-200, от атомной станции.
Час от часу не легче. Куда она пойдёт, ихняя просека?
— Там же озеро!
— Да хоть бы и море, нам-то что!
— Забирайте сюда, левее, левее!
— Вот когда будешь нашим начальником, а не коровьим, тогда и распоряжайся, — сказали ему. — Тогда что ни прикажи, всё исполним, только деньги плати.
Семён мысленно прикинул расстояние до озера, соотнёс с направлением просеки и немного утешился: нет, она пройдёт мимо и не меньше, как в километре. Если, конечно, не вздумают ее повернуть.
— Хоть бы раз в жизни увидеть, как лес сажают, а не рубят, — сказал Семён. — Посмотрел бы, тогда уж можно и умирать.
Коровы в некотором отдалении вышли на просеку и тоже оглядывались в недоумении: место неузнаваемо изменилось.
— Кто из вас вот эту ель повалил? — спросил пастух.
— Я, — гордо ответил самый бойкий с мотопилой.
Это был довольно тщедушный человек, молодой ещё, лет тридцати, но этак как бы помятый и оттого казавшийся старше своих лет. Ишь, голову держит немного набок, словно прислушиваясь к ему-то, — не больной ли? Странно было сознавать, что именно он, не шибко-то крепкий, не сильный, повалил такое могучее дерево.
— Если тебе нравится эта ёлка, давай договариваться, — сказал кривошеий.
— Насчёт чего?
— Ставишь поллитру на пенёк, и ёлка твоя.
Он оглянулся на товарищей, те заулыбались ему поощрительно.
— А что! Она того стоит. Посмотри-ка, толщина-то в обхват и древесина по срезу аж розовая, со слёзкой. Такую употребить на нижний венец дома — сто лет хоромы простоят! Давай, командир, закупай лесоматериал: ставь на каждый пенёк по пол-литре, подгоняй трактор и увози. Дом построишь или баню, например, а то и перепродашь кому втридорога — дело прибыльное, точно говорю.
— Поллитру — это пива, что ли? — съязвил Семён, меряя глазами бойкого мужичка: вот, собака, продаёт Размахаеву, можно сказать, его же собственный лес.
— Ты что, командир! Мы, кроме как водку, ничего не пьём — здоровье не позволяет.
— Если о здоровье заботишься, зачем ёлку повалил? Она, как корова, только от коровы молоко, а от дерева то, чем твоё здоровье дышит.
Мужик из Семёновых рассуждения ничего не понял, не вник в них, продолжал своё:
— По бутылке за дерево — разве это цена! Давай неси, пока мы добрые.
Кажется, он готов был болтать на эту тему долго, отрадна она ему. Семён подошёл к другой ели, постоял, как над покойником, молча, разглядел на ней беличье гнездо, слава Богу, нежилое.
— По живому режете, мужики, — сказал он, страдая. — Ели эти сто лет росли, а вы за день их свели. Признайтесь, посадил ли кто-нибудь из вас хоть одно дерево за всю свою жизнь, а? Закон есть такое: свалил одно — посади два. А вы сколько посадили?
Мужики переглянулись с усмешками.
— Яблони, семь штук, — отвечал один. — У себя на даче.
Другой:
— А я возле школы, помню, тополя втыкал в землю. Выросли!
— Не расстраивайся, — сказал третий и оглянулся на лес. — На наш век хватит.