Он выехал на окраину города, снова свернул в сторону реки, протекавшей в нескольких километрах от его дома. На просёлочных дорогах ещё вовсю хозяйничала распутица, и проехать было практически невозможно. Егор свернул с главной дороги на перекрёстке, заглушил машину, вышел. До реки, метров двести, он прошёл пешком, порядком запачкав туфли. Он вышел на высокий обрывистый берег, остановился. Река была совершенно чистой: ни льдинки, ни шуги уже не было, только местами, по мутной ещё воде, проплывали брёвна, смытые деревья, бутылки и пакеты.
Егор пожалел, что в машине нет сигарет, присел на бревно у прошлогоднего кострища, снова задумался. Внезапно он услышал кукушку. Егор машинально мысленно спросил: «Кукушка-кукушка, сколько лет мне ходить холостяком?.. Раз…, два…, три…, четыре…, пять… – Кукушка замолчала. – Однако, – улыбнулся он. – Что ж ты такая вредная птица-то, а?! Или, думаешь, мне это надо?» Он встал, поднял с земли сырую берёзовую палку, широко размахнувшись, кинул её в реку. Палка шлёпнулась на воду, и, покачиваясь на мелких волнах, медленно поплыла. Егор отряхнул руки и пошёл в обратную сторону, к машине.
Субботин почти доехал до дома, когда у него заиграл телефон: звонил Григорий:
– Жорка, корефан, привет!
Егор прижался к обочине, остановился.
– Привет, Гриш! Как дела, что-то случилось?
– Ты в воскресенье работаешь, нет? – вопросом на вопрос ответил Григорий.
– Нет, у меня суббота-воскресенье выходные, – ответил Егор.
– У меня тоже сорок восемь, – сказал Григорий. – Слушай, мы тут с Галкой посоветовались – в воскресенье Пасха же, может, похристосываемся вместе? – пошутил он. – С утречка, как солнце взойдёт, подкатывай к нам, схлестнёмся яйцами! Заодно познакомим тебя с одной девахой, с Галкиной знакомой! Тоже, кстати, воспиталка, правда, с детского дома! Общий язык, я думаю, найдёте! Как ты, Жорка? Не ломайся, приезжай! – говорил он, не давая Егору возможности ответить. – Я видел её: сам бы познакомился поближе, да нет, – всё лучшее – другу!
Егор улыбнулся, сказал:
– Гриш, не получится никак: я в субботу уезжаю в М-ск. Помнишь, я тебе говорил, что на курсах познакомился с женщиной? Пригласила в гости, надо ехать.
– Такую даль?! – удивился Григорий. – Жорка, что ты паришься? Я тебе честно говорю: девчонка чуть за тридцатник, всё при ней! Ну, ребёнок есть, да… Зато рядом, сама видная, компанейская! Давай, приезжай, а то Галку натравлю на тебя!
– Гриш, ну ты-то меня услышь? – как можно приветливее сказал Егор, боясь обидеть друга. – Душа рвётся в М-ск!
Трубка несколько секунд помолчала, затем послышался голос:
– Ему про Фому, он мне про Ерёму! Что ты со своей душой, как баба с подойником носишься? Я ему одно, а он мне: душа-душа!
Егор вспыхнул, едва сдерживаясь, сказал:
– Григорий, ты сам-то понял, что сейчас сказал?
– Ладно, братишка, не ерепенься, – смягчился Григорий. – Договорился, так езжай. – Затем добавил: – Но имей в виду – возможность у тебя ещё есть, если что там не срастётся, в любой момент организуем вечеринку со знакомством, понял?
– Ну, так-то лучше, – ответил Егор.
– Знаешь, жалко, девка и правда хорошая.
– Гриш, любят ни хороших и ни плохих, – любят любимых, – сказал Егор, успокоившись. – В следующий твой выходной звони: приеду, посидим. Или вы ко мне, в баньку.
– Всё, замётано! Ну, ладно, друган, бывай здоров! Звони! Если надумаешь – всегда рады!
– Давай, Гриш, пока!
Он кинул телефон на соседнее сиденье и, включив поворот, поехал дальше.
Часть вторая
НАД ОКОШКОМ МЕСЯЦ…
Глава 1
Первое свидание. Что может быть более тревожным, более волнительным и более ожидаемым? Будь это свидание первым в жизни, а, может, их было несколько десятков, но первое свидание – это всегда нервы. Казалось бы: возраст – это опыт, это уверенность, это предугадывание развития событий, но… Каждый раз первая встреча начинается с чистого листа. И готовишься к этой встрече по-особенному, проигрываешь в голове десятки вариантов: как будет, что будет, как одеться, что сказать, какие цветы подарить, как подарить, как себя вести; и множество других как и что.
Со временем эти, да и многие другие вопросы, которые в начале развития отношений кажутся глобальными, особенно важными, – теряют свою значимость и вес, постепенно затираются, как рисунок, писаный карандашом. И вот уже и одеваешься наспех, и цветы берёшь те, что попались, не успеваешь побриться как следует, голос не дрожит, входишь, порой, даже самоуверенно – здесь ждут только тебя, единственного. Но это уже совсем другая серия…