Калина красная, калина вызрела,
Я у залёточки характер вызнала…
За два часа, что шёл концерт, Субботин будто заново осмыслил свою жизнь. Такими мелочными и никчёмными показались ему проблемы, которые переживал и он сам, и люди, окружавшие его. И только его любовь к той женщине, которая в мыслях не покидала его ни на мгновение, теперь казалась ему тем, ради чего и стоило жить, стоило терпеть, ждать и мечтать. Любовь будто обретала для него новый смысл, становилась главной, самой важной сутью человеческой жизни. И то, что люди пытаются вогнать её в какие-то схемы, будь то возраст влюблённых, их рост, или что-то ещё – теперь, здесь, на этой горе, вызывало в нём лишь горькую ироничную усмешку.
«Разве может чувство, эта неосязаемая, но самая определяющая, самая больная, самая значимая часть человека подстраиваться под внешние параметры, рамки и границы? – спрашивал сам себя Егор. – Да не любовь это, если это так! Ведь тысячи женщин есть с красивыми глазами, носами и ямочками на щеках! Тысячи женщин есть с приятными, волшебными голосами! Но если меня тянет к ней, а не к ним, значит, вся эта красота не имеет главного значения?! Для меня – не имеет! Не может иметь, иначе не люди мы – машины, где шестерёнки должны подходить друг другу по размерам, иначе крутиться не будет. Кому нравится – будьте машиной. А кто хочет оставаться человеком – останьтесь. И любите по-человечески, душой, а не по размерам и изгибам тел… В душах должны быть эти самые шестерёнки, в её и в его! Вот когда они подойдут друг другу и всё закрутится как надо, – вот это имеет значение, а не то, как мы подходим друг другу внешне…»
Продолжив своё путешествие, следующую ночь Субботин провёл на берегу маленькой речки за городом Горно-Алтайск. Полон самых чистых и волнительных переживаний предшествующего дня, здесь он вдоволь наслушался иных песен: и вечер, и утро невдалеке от палатки квакали лягушки. Да так складно и громко, что, все они, казалось, окончили «болотную консерваторию». Начинался лягушачий хор как по взмаху дирижёрской палочки – в один момент и со всех сторон небольшого, со стоячей водой, затона. Так же он и обрывался: замолкали все лягушки сразу.
Накручивая километры на колёса своего раненого велосипеда, Субботин уже давно не обращал внимания ни на дожди и грозы, чередовавшиеся с иссушающей и изматывающей жарой, ни на дороги: асфальт это был, или щебёнка, или гравий, или просто грунт. Велосипед работал безотказно, будто в знак благодарности, что его так быстро отремонтировали. Ноги тоже втянулись и лишь к вечеру давали понять, что пора отдохнуть. Глядя на себя в зеркало, Егор видел, что лицо его исхудало, обветрилось и сильно загорело, отчего проявились яркие и глубокие морщины возле глаз. Но самочувствие у него было отменным.
По вечерам он также писал свои записи-письма, изливая любовь-тоску, но тоска эта была уже не такой больной, выгрызающей душу, а просто тоска-печаль: жду тебя, скучаю, но знаю – мы обязательно встретимся и будем любить друг друга.
Проезжая по обросшим таёжным лесом горам Горного Алтая с их чередующимися подъёмами и спусками, как-то Субботин остановился у небольшой, кустарной работы, вывески у дороги, на которой было написано: «Пирожки. Квас». Рядом, у дороги, стоял небольшой столик, на котором и лежал обозначенный товар. Около столика, по сочной, зелёной траве, бегали несколько ребятишек, лет пяти – десяти, и на стуле сидела молодая женщина, на взгляд – лет около тридцати, а то и меньше.
Егор прислонил велосипед к километровому столбу, вытер со лба запылившийся пот, подошёл к столику.
– Добрый день. А с чем у вас пирожки? – спросил он, обратив в первую очередь внимание на то, что девушка была худенькая и довольно милая, несмотря на простой наряд.
Девушка открыто улыбнулась, встала со стула и стала рассказывать, что у неё есть на продажу.
– А вы что, один на велосипеде путешествуете? – спросила она, оглядывая необычного покупателя.
– Да, знаете ли, дураков нынче мало, – ответил Егор, продолжая утираться от пота: жаркие дни не кончались. – А как вот вы здесь оказались, в этой глуши таёжной? Вроде, ни деревни, ни домов я не вижу.
– А вон там, за горой и деревня, и наш дом, – ответила она и снова спросила: – И сколько вы уже едете?
– Да со счёта уже сбился, – пошутил Егор. – Дней десять, пожалуй, – сказал он,
– Ой, как интересно! – воскликнула она. – Здесь только на машинах ездят, на крутых. Все на озеро, да обратно.
– Ну, теперь будете говорить, что и на крутых велосипедах здесь тоже ездят, – улыбнулся он. – А почём пирожки у вас? – спросил Егор, чувствуя, что подкрепление организму требуется немедленно.