Она, наконец, встала, довольно потянулась и, как человек, принявший важное решение, бодрым шагом направилась в лагерь. Шум в голове так и не утих.
Глава 6
Замыкая круговой маршрут своего путешествия, от Телецкого озера до дома Субботин доехал за пять дней. В последнюю ночь он снова ночевал на берегу неширокой речки, той же, на которой спал и в первую ночь, только значительно выше по течению.
Ночью наступил август. Когда Егор вылез утром из палатки, то сразу же ощутил, что воздух стал иным, с трудно объяснимым, но очень выразительным, каким-то особенным запахом приближающейся осени. Он всегда замечал эту перемену времён года именно первого августа. Никакой перемены, наверное, и не происходило, но в его голове, точно – была. Это, как встреча Нового года: с наступлением первого января ведь никакой перемены в природе не происходит, но в ощущении окружающего мира для людей почему-то всё меняется, будто открыли новую страницу жизни. Так и здесь. И хотя впереди был ещё целый летний месяц, но участившиеся с наступлением августа утренние туманы, плотные – не прорубишься – говорили, что осень не за горами.
Субботин любил это ощущение. Может потому, что любил саму осень: и волнительный, наполняющий душу светлой печалью, запах её, и краски её, шелест опавшей листвы, окончание летней суеты, наступившую умиротворённость, отсутствие комаров и мошки… Но, до этого было ещё не меньше месяца…
Туман в то утро стоял такой густой, что невозможно было сориентироваться, где что расположено, лишь шум машин, проезжавших по трассе, помогал определить, где дорога. Даже велосипед, стоявший буквально в трёх метрах от палатки, был едва различим.
Время было около восьми утра. Егор, поёживаясь, всё же разделся и спустился к речке, ногой потрогал воду. Вода казалась теплее парного молока. Он быстро скинул с себя одежду и, пока не все комары успели накинуться на него – нырнул. Стало хорошо. Туман, плавая над головой ватными кусками, придавал происходящему какую-то таинственность, загадочность. Течение было едва ощутимым и Егор минут пять поплавал, побултыхался, наслаждаясь и прогоняя сон.
Через час – полтора где-то, доев последнюю кашу и остатки сухарей, он стал потихоньку собираться. Солнце быстро сглатывало остатки тумана, проявились, как на фотографии, прибрежные кусты; вот и дорога стала видной, и вскоре туман рассеялся, исчез до ночи.
Егор упаковал свой скарб на багажник, посмотрелся в зеркало: в отражении на него смотрело загорелое, будто прокопченое, исчерченное вдоль и поперёк морщинами, поросшее яркой, видимой проседью, щетиной лицо старого человека. «Ого! – подумал Субботин. – Лет семьдесят дал бы! «Да, ребятишечки, – передразнил он себя, – когда я был ишшо молодым, ох и шустёр же я был, о-ёй! Куды вам-то до меня, вы-то совсем обмельчали… О-хо-хо, девку-то, и то поди, обуздать не смогёте по-людски, а не то, шо километры-то педалить на лисопеде». Однако, Георгий Петрович! Не товарный вид у вас, ох – не товарный! Видела б тебя сейчас Любовь Николаевна, не дай бог» – усмехнулся он и тронулся с места. Почувствовав что-то неладное, Егор посмотрел на колёса: оба колеса были спущены.
– Твою дивизию! – вслух выругался он. – Друг мой, что ж ты подвёл-то меня так? В последний-то день? – спросил он у велосипеда, но велосипед, сдувшись, молчал.
Субботин достал велоаптечку, ключи, занялся ремонтом. Переднее колесо он заклеил, а на заднее поставил новую запасную камеру. Едва тронувшись в путь, он снова обнаружил, что заднее колесо опять спустило.
Выматерившись от-души и пропотев насквозь – солнце уже палило нещадно, Субботин наложил заплатку на старую камеру, а новую, оказавшуюся бракованной, выбросил со злостью в речку, костеря, на чём свет стоит, китайских тружеников. Закончив, с горем пополам, ремонт колёс, он опять спустился к речке, и, раздевшись донага, плюхнулся в воду.
Наконец, ополоснувшись и охладив свой пыл, он собрался, потрогал колёса – держали – и, довольный, повёл велосипед на трассу, внимательно поглядывая на тропу – проколол где-то здесь.
До города оставалось чуть меньше тридцати километров, когда Егор понял, что сил не остаётся совсем. Ноги с большим трудом давили на педали; каждый, даже небольшой подъём в гору, давался всё с большим усилием. Хотелось есть, но в рюкзаке, кроме воды и бутылки молока, купленной в попутной деревне, не было ничего.
Он снова остановился, допил молоко и подумал: «Эх, попалась бы мне ещё раз девушка с пирогами… Я бы не стал ждать, когда она придёт в палатку…». Он снова сел и медленно покатил дальше. Не проехав и километра, Егор действительно увидел впереди девушку, стоявшую на обочине. Подъехав к ней, он остановился. Девушке на вид было лет двадцать. Невысокая, одета в блузку и короткую светлую юбку, одна рука, чуть ниже локтя, была забинтована.