Тереза закончила вытирать руки.
— Позвольте мне сначала поговорить с ним, я скоро вернусь.
Она исчезла в коридоре, и ее шаги затихли на ковре.
Уард повернулся, осматривая комнату у себя за спиной, что-то вроде кухни и гостиной одновременно. В буфете у стены был выставлен голубой дельфтский фарфор, а на столе было накрыто на двоих. Кроме картофеля, что чистила миссис Брейзил, у плиты были приготовлены все ингредиенты для солидного обеда. Комната дышала порядком и чистотой, той жизнью, при которой было точно известно, что в какой день недели будет на обед. Где-то бормотало радио, настроенное на волну «Мидлендз». В самом дальнем от кухни углу стояли три высоких бака цвета морской волны с кислородом.
Яркие предупредительные надписи на них предостерегали против использования поблизости от открытого огня.
— Теперь вы можете к нему войти, — сказала миссис Брейзил и проводила Уарда в гостиную.
Ее муж чопорно восседал в мягком кресле. Казалось, что от его могучего тела осталась только широкая грудь, а сам он полностью растворился в одежде. К его лицу с типичными для болезни легких впавшими глазами и голубовато-серым цветом кожи тянулась тонкая прозрачная трубка. Доминику Брейзилу было лет шестьдесят, но выглядел он старше, на торчавших из рукавов бледных руках выступали голубые вены, когда-то темные волосы теперь были тускло-седыми. Из телевизора в углу доносились весело звенящие голоса, но сквозь них на всю комнату разносилось еле слышимое шипение, словно воздух, выходящий из небольшого прокола. Уард понял, что оно шло из кислородного бака, который стоял у кресла Брейзила. Человек перед ним словно медленно тонул, понемногу умирал каждый день.
Тереза Брейзил осталась в дверях, явно не зная, следует ли ей остаться или вернуться на кухню, пока Уард не сказал:
— Я бы предпочел, чтобы вы остались, если это можно.
Она села на стул с прямой спинкой возле двери.
Уард подошел и сел напротив Брейзила на диван, чувствуя себя в деловом костюме как неуклюжий ухажер. Сиплое дыхание Брейзила заметно участилось, он вдыхал через нос, но выдыхал через сжатые трубочкой губы, и каждый вздох, казалось, требовал больше сил, чем предыдущий.
— Мистер Брейзил, меня зовут Лайам Уард: я детектив.
Брейзил кивнул, очевидно, не желая тратить дыхание на ответ, поскольку каждая унция кислорода была драгоценна. Уард продолжил:
— Я здесь, чтобы рассказать вам, что два дня назад рабочие в Лугнабронском болоте обнаружили тело человека. Я с прискорбием сообщаю вам, что по снимкам зубов оно было опознано как тело вашего брата Дэнни.
Брейзил ничего не сказал и закрыл глаза, изо всех сил сосредотачиваясь на каждом вздохе. Казалось, он уже собирался заговорить, как вдруг его согнуло в яростном приступе кашля — рваного, раздирающего звука откуда-то из глубины. Его жена немедленно подбежала к нему, отводя ему плечи назад, и Уард снова заметил, какие у нее гладкие молодые руки. Муж схватился за ее предплечье так сильно, что Уард подумал, что ей наверняка больно. Он видел боль на ее лице, но она не сказала ни слова. Наконец Брейзил обессилено откинулся на спинку кресла. На лице его блестели слезы, но были ли они вызваны новостями о смерти брата или приступом кашля, Уард так и не понял.
— Я также с сожалением сообщаю, что смерть вашего брата, похоже, не была несчастным случаем. Мне придется задать вам несколько вопросов. Я могу сделать это сейчас, если вы готовы. Если нет, я могу прийти позже.
— Что вы хотите знать? — просипел Доминик Брейзил. — Он ушел. Мы думали, отправился в Австралию, — голос мужчины был похож на звук заводной игрушки, у которой кончался завод. Его рука все еще лежала на предплечье жены, но она осторожно отодвинулась и потерла то место, где он слишком сильно сжал ее. Была ли эта хватка просто рефлексом, спазмой, или они так общались?
— Когда последний раз вы видели вашего брата, мистер Брейзил?
Он на мгновение задумался.
— Это было в канун Иванова дня, но год… какой это был год?
— Завтра будет двадцать шесть лет тому назад, — напомнила ему жена.
— Вы говорите, вы думали, что он уехал. Вы когда-нибудь получали от него весточки с тех пор, как он покинул дом?
Доминик Брейзил слегка покачал головой.
— И никто не беспокоился о том, что он не поддерживал связь с семьей?
— Он иногда бывал ужасно упрямый.
— Почему он захотел уехать?
— Здесь ему не было места, а болото он ненавидел.
— Я так понимаю, он играл в хоккей за Оффали, но был травмирован?
Брейзил кивнул.
— После того удара в голову он больше не мог играть. У него начались ужасные головные боли. Вот тогда он и стал говорить об Австралии.
— Как он набрал денег, чтобы поехать в Австралию?
— У него же была премия. — Судя по лицу Брейзила, он считал, что все слышали о премии.
— За клад, что они нашли в болоте, — пояснила Тереза. — Это было вознаграждение нашедшему.
— Вы не возражаете, если я спрошу сколько?
— Двадцать тысяч… фунтов, по-тогдашнему.
Уард попытался представить себе пару парней из Борд на Мона с такими деньгами.
— Вы поровну разделили деньги?
— Я выкупил его долю фермы. На Австралию ему бы хватило.
— И никто не думал, что странно, что он никогда не писал? Никто не пытался найти его?
— А зачем, если он не хотел, чтобы его нашли?
Уард слегка опешил. Тереза Брейзил сказала точно то же самое, когда сидела у него в офисе.
— С кем он дружил? Кого-нибудь из мастерской вы можете вспомнить?
— Никогда с ними особо не водился. У него была пара приятелей из хоккейной команды, но когда он перестал играть, они разошлись. Единственное, о чем он по-настоящему заботился, это были пчелы.
— Пчелы?
— Он держал ульи на холме. Часами там торчал. Тереза Брейзил резко встала и вышла из комнаты.
— А девушки? Дэнни увлекался кем-нибудь? Брейзил покачал головой, не тратя дыхания.
— У него были споры с кем-нибудь? На работе, например? Вы говорили, он разошелся с какими-то хоккеистами?
Брейзил опять покачал головой и ни слова не произнес. Он разразился еще одним яростным приступом кашля, и на этот раз рядом с ним не было Терезы, чтобы помочь, пока приступ не прошел. Уард ощущал беспомощность, наблюдая, как человек терзается, и знал, что больше он сегодня ничего от Доминика Брейзила не добьется. Он вернется, когда они осознают, что произошло. Каждый раз, когда он сообщал семье ужасные новости, было одно и то же — потерпевшие никогда не могли представить себе, что у кого-то могли быть причины убить их родственника. Можно подумать, причина тут имела какое-то значение. Уард подождал, пока кашель Брейзила не затих, а затем поднялся и сказал:
— Тогда я пойду. У меня, возможно, будут еще вопросы через несколько дней.
Доминик Брейзил с посеревшим лицом кивнул опять.
Уард обнаружил миссис Брейзил на кухне. Она вернулась к готовке, с яростной напряженностью соскабливая с моркови кожуру.
— Извините, миссис Брейзил. У вас случайно нет фотографии Дэнни? Это могло бы помочь нам в расследовании.
Она безучастно на него посмотрела, словно никогда раньше его не видела, а затем, похоже, все же вышла из транса.
— Конечно. Я сейчас поищу.
Тереза оставила его и ушла по коридору. Через приоткрытую дверь Уард видел, как она вошла в спальню, и услышал, как она роется, вероятно, на дне гардероба. Вернулась она с потрепанным картонным чемоданом.
— Если что-то вообще есть, то только здесь.
Она щелкнула замками, и перед детективом появилась куча цветных фотоснимков и старинных портретов, собрание семейной истории, женщин в корсетах и усатых мужчин в поношенных воскресных костюмах, мертвого ребенка в коляске. Он смотрел из-за ее плеча, как она роется в сваленных в кучу свидетельствах их давно забытых триумфов и трагедий.
— Семья моего мужа никогда много не фотографировалась, а когда Дэнни… — она на мгновение остановилась. — А когда Дэнни исчез, его мать бросила те немногие его фотографии, что у нее были, в огонь. У нее нет больше сына, сказала она.