— Эв, бессмысленное массовое убийство — настоящий апокалипсис поп-культуры.
— О-о, ты меня сразила.
— Кстати, в твоей радиоактивной прерии тоже есть выжившие. И твой роман не о самоуничтожении культуры как таковой — скорее, книга говорит о человеческой стойкости. Да, все твои герои на грани, они слишком много пьют и слушают чертову музыку Пэтси Кляйн. Но эти люди держат себя в руках, и они сражаются. Тебе нравится описывать людей несгибаемых. Кажется, по сюжету за спиной у этих было девятьсот мегатонных кратеров.
Я улыбнулась. Приятно услышать в ее голосе живые интонации.
— Очнись, женщина, фантастика позволяет вообразить совершенно новый мир. Это самое волнующее. В начале было Слово. «Итак… что приготовить сегодня?» Правда, неплохой сюжетный ход? Люди обожают новые возможности, и они любят творить. Твоя голова слишком забита, чтобы это понять.
— Значит, я глупая гусыня, а «Оставшиеся» — настоящие оптимисты.
— Не правда ли, ирония судьбы?
Я положила руку на плечо Ники.
— Любимым изречением отца была цитата из Паскаля: «Человек никогда не несет зло с таким усердием и такой щедростью, как во имя религиозных убеждений». Стоит понять, что так убеждает «Оставшихся» в их вере. Радость от нажатия на спусковой крючок.
Словно так и сделав, Ники прерывисто вздохнула и расплакалась. Спустя минуту, справившись с собой, проговорила:
— Мама должна была остаться… Подсказала бы верную мысль.
Тыльной стороной ладони Ники вытерла мокрые от слез глаза.
— Не сомневайся, иногда Бог заставляет летать даже собачье дерьмо.
Мы остановились. К нашему полному изумлению, на песке лежал кит в окружении завсегдатаев пляжа, строителей и телевизионщиков. Казалось, он занимал чуть ли не весь пляж, возвышаясь на песке, словно огромный серый пудинг, вокруг которого лаяли собаки и кольцом валялись водоросли.
Через секунду ветер переменил направление, и в нос ударил запах, едкий и такой противный, что Ники тут же стошнило. Через минуту, выпрямившись, она сказала:
— Апокалипсис в Санта-Барбаре. Смотрите прямую трансляцию в пять часов по Си-эн-эн.
В три часа дня я забрала Люка из школы. Мы шли пешком и, дойдя до дома, решили перекусить и погреться на солнышке. Присев на траву, я сообщила ребенку новость:
— Мне нужно сказать тебе что-то важное. Твоя мама вернулась в Санта-Барбару.
Люк перестал тянуть сок из пакетика и взглянул на меня большими карими глазами.
— Теперь она живет в доме бабушки, на холме за городом.
Люк сидел не двигаясь, хрупкий, как стекло, с торчавшими из шорт тонкими ножками, словно прислушиваясь: не шевелится ли кто-то в кустах?
— А папа собирается там жить?
— Нет, он по-прежнему собирается переехать в Чайна-Лейк. Малыш, они не станут жить вместе.
Увидеть глаза шестилетнего ребенка, направленные в пустоту, в пространство, — это лишит покоя кого угодно. Чтобы вернуть мальчика обратно, я слегка потеребила его за плечо. Его губы медленно разжались, и Люк сказал:
— Но она не разрешит взять Тедди. Я не могу к ней поехать.
— Что?
Выпав из маленькой руки, в траву покатился пакетик из-под сока. Люк сцепил пальцы вместе.
— Она не любит Тедди. Потому что на Тедди папина нашивка. И мама бесится из-за черепа.
Все правильно. Табита просто ненавидела эмблему эскадрильи: мертвая голова с красными глазами и кинжалом, зажатым в зубах. Все же я не могла уловить того, что хотел высказать Люк. Он весь сжался, а пальцы и вовсе свело судорогой. В голове мальчика определенно засела мысль, которую я никак не могла понять.
— Она не разрешит Тедди остаться, а я не могу оставить Тедди. Не заставляй меня оставаться в ее доме.
— Люк, нет, что ты… Сердце мое, ни за что.
Я притянула ребенка к себе.
— Ты не поедешь в ее дом. Ты останешься со мной, пока я не отвезу тебя к папе.
«Эван, какая ты дура». Я обнимала Люка двумя руками, чувствуя, как его пальчики дрожат. Он спросил:
— Обещаешь?
— Честное слово.
Малыш поверил с трудом. Заставил дважды повторить обещание и добавить к клятве «чтоб я сдохла» и «провалиться на этом месте». Немного погодя, выглянув в кухонное окно, я увидела Люка, который брел к цветочной клумбе, неся в руках космонавтов из «Лего» и молоток для крокета.
Еще раз позвонив брату, я наконец застала его на аэродроме. Он сам снял трубку, ответив просто:
— Делани.
Я сказала:
— Привет, братец.
— Эв! Как мой малыш? Готов к переезду в Чайна-Лейк?
Брайан принялся расписывать новый дом, комнату, приготовленную для сына, школу и рассказал даже о том, как разросся город. Когда-то, еще подростками, мы жили в Чайна-Лейк. Наш отец работал на военной базе и занимался какими-то исследованиями.
— Это город-космополит. Здесь даже есть светофоры. Спорю, тебе не терпится посмотреть.
— Не надейся. Школу я вспоминаю каждый раз, когда включаю микроволновку.
Не хотелось его огорчать, но есть три вещи, к которым я всегда перехожу сразу: выпивка, секс и плохие новости.
— Брайан, Табита вернулась в Санта-Барбару. Мы виделись, и она сказала, что хочет забрать Люка. Ни больше ни меньше.
На линии наступила короткая тишина.
— Надеюсь, этого не будет. Пока. — Снова пауза. — Что еще случилось? Судя по голосу, ты нервничаешь. В чем дело?
— Она ударилась в религию. В самом худшем смысле.
Пятисекундная пауза.
— Твою мать…
На той стороне провода послышался фон мужских голосов и резкий звук двигателя взлетающего самолета.
— Придется поговорить чуть позже. У меня совещание. Слушай… Она его не увидит, она не будет с ним говорить, и она не тронет его пальцем. Все поняла?
— Конечно.
— И, Эван…
— Что?
Послышались громкие голоса и звуки очередного взлета.
— Как она выглядит?
Чего было ждать? Брайан слишком любил ее.
— Табита? Она родилась заново.
ГЛАВА 4
В среду открылся городской книжный фестиваль под яркими, по-клоунски расцвеченными рекламными плакатами, расставленными вдоль Стейт-стрит.
Город встретил событие с умеренным энтузиазмом. Любая экзальтация представлялась местным жителям глупой, и они ненавязчиво культивировали эту черту, как японцы свои деревья бонсай. Я думала, что фестиваль станет противоядием от моих страхов, бокалом эмоционально насыщенного шампанского.
По плану моя роль сводилась к чтению книги и раздаче автографов как раз в магазине «Беовульф букс». Скажу честно: аплодисменты заставляли чувствовать себя богиней. Маленький фестиваль специально для Эван — ощущение замечательное.
«Беовульф букс» был начисто лишен лоска, характерной черты крупных сетевых магазинов. Персонал предпочитал носить береты и сабо, а прилавок украшали многочисленные наклейки, приглашавшие участвовать в акциях по спасению разнообразных и нуждавшихся в немедленной помощи животных. Отмечу лишь один лозунг: «Спасите калифорнийских хорьков». В витрине магазина устроили стенд с вырезанными из обложек названиями книг научной фантастики, сопровождаемых подписью: «Здесь можно встретиться с авторами».
Внутри на отдельном столе были выложены экземпляры моей книги «Литиевый закат». Стоя рядом, я внутренне трепетала. С обложек смотрело суровое лицо героини, изображенное на фоне развалин, а рядом значилось мое имя. Едва дыша, я остро ошущала свою значительность.
И тут я увидела кофейню, располагавшуюся в глубине магазина, — место столкновения, происшедшего между хорьками и Присциллой Гол. Женщина, гораздо старше меня по возрасту, внимательно смотрела на меня. Подойдя ближе, хозяйка магазина Анита Кребс сказала:
— Чтобы изловить похитителей, специалисты по охране поставили камеры. Последователи Оруэлла. Никакого толка. А Филипп и Оливер поймали воришку с поличным. Итак, что чувствуете, дорогуша?