— Нет, поговорим в любом случае.
Ники Винсент обещала мне присмотреть за Люком, и мы собирались встретиться с ней в зоопарке, после обеда. Качались пальмы, лаяли морские львы. Здесь царила атмосфера ненастоящего, картонного мира: небольшие пространства, где воспроизводилась естественная среда обитания, миниатюрная железная дорога. Но над всем этим висел бурый туман, а затянутое дымом небо напоминало фильм «Бегущий по лезвию».
Сама Ники выглядела по-королевски. В легком оранжевом платье она неторопливо ходила со своим огромным, выдающимся вперед животом, сверкая серебряными украшениями. Обняв Ники, я поинтересовалась ее самочувствием.
— Никогда не слышала, чтобы беременные взрывались, но начинаю думать о такой возможности. Если взорвусь, ты сразу услышишь, — пошутила она. — А как твои дела?
Я рассказала о своих противоречиях с Джесси и о том, как он усомнился в невиновности Брайана.
— Хочешь, чтобы я его отшлепала? — спросила Ники. — И добавила, покачав головой: — Не стоит тратить время на улаживание отношений между своим мужчиной и собственным братом. Заставь их бросить рогатки с горохом и поддержать друг друга.
— Пытаюсь, — вздохнула я.
— Вот что я тебе скажу: я отшлепаю обоих, пусть только Брайана отпустят.
Я пожала ее руку:
— Спасибо на добром слове.
Кевин и Алисия Эйхнер жили в Саммерланде — небольшом поселке у самого океана, с магазинами, ресторанами и множеством дочерна загорелых людей. Возле их опрятного бело-голубого бунгало стоял ухоженный пикап «Форд-Е250» с блестящим плотницким инструментом в кузове. Крыльцо с наклонным пандусом из многослойной фанеры украшали искусственные цветы в ящиках. Я вспомнила, что страдающая церебральным параличом дочь Эйхнеров нуждалась в инвалидной коляске.
Алисия Эйхнер оказалась такой же опрятной, как и ее жилище. Одетая в накрахмаленную до хруста розовую блузку и жатые джинсы, она напоминала мексиканку своим монументальным, как у бронзовой статуи, сложением. Портрет дополняли зачесанные вверх черные волосы и большой рот. Кевин Эйхнер — светловолосый обаятельный человек ростом шесть футов и четыре дюйма, с шикарными усами и широкой улыбкой. Кевин носил шорты и грубые ботинки, а на его шее болтались темные очки на шнурке. Как пояснил сам глава семейства, он работал плотником.
Усадив меня в скромной гостиной, Алисия налила всем по стакану газировки. Расположившиеся на диванчике хозяева казались немного напуганными. Потерев руку об руку, Алисия запинаясь проговорила:
— Начну с того, что, примкнув к «Оставшимся», мы еще не знали… — тут она поморщилась, стараясь подобрать верные слова, — не знали, что это секта. То есть мы в жизни не собирались следовать какому-либо культу. Сперва «Оставшиеся» показались нам настоящим большим объединением истинно верующих христиан.
В разговор вмешался Кевин:
— У них имелись свои четкие взгляды. И понятная каждому идея. Мы посчитали, что это шаг в правильном направлении.
— К тому же они проявляли такое внимание… Радовались всякий раз, когда мы появлялись на службах. Кстати, «Оставшиеся» сами пригласили нас вступить в их ряды.
— Как это?
— Предложение исходило от помощницы учителя в школе, куда ходила Карина, наша дочь.
Алисия сняла с полки фотографию в рамке. Карине, похожей на мать темноволосой большеротой девочке, было около тринадцати. Склонив голову, она смотрела в камеру, криво улыбаясь.
— Нас пригласила именно помощница учителя. По ее словам, «Оставшиеся» посвящали много времени детям и мы смогли бы отыскать там некий «ответ». К тому же Карина привязалась к Шилох.
— К Шилох? — переспросила я.
— Да, Шилох Килер. Настоящий маленький сержант, — сказал Кевин.
Алисия крепко сжала руки.
— Первые два месяца казалось, что мы обрели новый дом. Дом, который действительно наш собственный. Душевный подъем ощущался во всем, что они делали. А церковь занималась действительно добрыми делами. Например, Шенил Вайоминг помогала детям, сбежавшим из дому. — Об этом я ничего не знала. — Она ходила по приютам для бездомных и даже общалась с ними прямо на улицах, в основном с девочками. И это работало. Шенил приводила таких детей в церковь, давала им кров и пищу, обещала не рассказывать о них полиции…
— Или сутенерам, — добавил Кевин.
— Пусть так. Тем не менее она давала ощущение безопасности. Казалось, это так замечательно! Понятно, большая их часть возвращалась на улицу, но некоторые оставались. Глори Моффет, например.
— Особая кукла Шенил.
— Кев, это некрасиво, — одернула мужа Алисия.
Продолжая внимательно слушать, я откинулась на спинку кресла.
— Но через некоторое время все из ленилось.
Эйхнеры переглянулись, не зная, с чего начать. Рассказ с кислой ухмылкой продолжил Кевин:
— Пастор Пит оказался сильно двинутым насчет грязи. Считал, будто весь мир отравлен нечистотами.
Алисия пояснила:
— Он страдал фобией. Вы никогда не обращали внимания на его руки? Они всегда красные и воспаленные. Все из-за того, что он никогда не выходил на улицу, не вымыв руки двенадцать раз. А его проповеди? Там всегда микробы, микробы и еще раз микробы. Они и работа самого дьявола, и кара Господня. Потому-то Вайоминг заставлял протестовать на похоронах умерших от СПИДа. Он был одержимым.
— Расскажи ей про «Дары», — попросил Кевин.
— Ах да… Верующие обязаны жертвовать Святому Духу. Предполагалось, что родители должны обнаружить в своих чадах некие дарования.
— И какого же рода?
Кевин скрестил на груди руки.
— Способность к пению или меткой стрельбе.
Мои брови в недоумении поползли вверх. Кевин объяснил:
— Именно. Пастор Пит обожал детей артистичных, а Шенил и Исайе Пэкстону нравились те, кто силен в другом искусстве — выживания.
Здесь улыбка сошла с лица Кевина.
— В этой церкви с винтовкой «М-16» упражнялись десятилетние дети. На мой взгляд, это дело, скажем так, не совсем кошерное.
Алисия сжала руки так, что они побелели.
— А Карина, вы знаете, при своем заболевании… — Замявшись, она не смогла закончить фразу.
— И вы поняли, как пастор Пит относится к людям с физическими недостатками?
— Нет, не сразу. Иначе мы оставили бы церковь еще тогда, — ответила Алисия. — Нет, люди действительно заботились о Карине. Курт Смоллек часто ее развлекал, а Шенил называла девочку своей «овечкой».
— Дальше случилось вот что, — продолжал Кевин. — Не подумав, я стал расспрашивать Пэкстона о тех упражнениях, что дети выделывали с «М-16». Сказал, что согласен с важностью самозащиты, но сомневаюсь, будто это дар, угодный Господу. Ну и тут началось. Он доходчиво объяснил мне, что почем. Говорит: «Раз сомневаешься, значит, сатана уже вселился тебе в голову». — Достав из пачки сигарету, он спросил, не раздражает ли меня дым. Я отрицательно помотала головой. — Затем явилась Шенил в своей красной робе, и дальше сцена разыгрывалась с ее участием. Пэкстон объявил, что у меня приступ сомнений. Тогда Шенил посоветовала не слушать дьявола, а ждать, когда у дочери проявится дар. И еще она сообщила, что мы переходим в «сумеречную зону». — Он зажег сигарету. — Она посоветовала наблюдать как можно тщательнее, так как дарование Карины не будет слишком ярким. Да уж, яркими оказались способности тройняшек Брюгель, эти их танцы с жезлами. А Карина могла двигаться только в кресле с электромоторами. Но Шенил дала несколько примеров: свои способности провидицы, дар Глори к покорности — сомнительный, но вполне явный. На что Пэкстон возразил следующее: покорность не дар, а лишь продукт дисциплины. Он имел в виду истинные способности и якобы был уверен, что Карина сможет распознавать душевные свойства и интерпретировать голоса, что очень полезно для безопасности их церкви. В том смысле, что наша девочка должна искать в толпе демонов или расшифровывать коды. — Он стряхнул пепел в пустую баночку от газировки и с досадой покачал головой. — В итоге мне пришлось умолкнуть. Служба безопасности. Хотелось бы знать: вы хотя бы раз слышали о службе церковной безопасности? Ну возможно, кроме Ватикана? — Кевин посмотрел на свои руки. — Плюс ко всему: если Пэкстон отвечал за безопасность «Оставшихся», то где он находился в ночь убийства пастора Пита?