Джесси смотрел на высохший ручей. Деревья тихо качались на ветру, и солнечные лучи подсвечивали его рубашку желтоватым светом.
— Я вот о чем подумал, — задумчиво сказал Джесси. — Бешенство ведет к водобоязни, не так ли?
— Правильно. Больной не может глотать, и потому потребность в жидкости отпадает.
Подобрав желудь, он подбросил его на руке.
— Заболевшие становятся беспокойными, путают понятия, впадают в оцепенение, в ступор, резко слабеют.
— И умирают.
Джесси снова подбросил желудь на руке. В его глазах я заметила какой-то неясный свет.
— Знаешь, у кого присутствовали все эти симптомы? У Питера Вайоминга.
Я посмотрела на Джесси.
— Подумай сама. В день, когда мы оказались в доме Табиты, он практически рефлекторно уронил на пол целый поднос чая со льдом. Наконец, в Чайна-Лейк, когда Брайан вступил в перепалку с Вайомингом… Ты говорила, что пастор Пит неадекватно реагировал на прикосновение Брайана к его руке?
Я вспомнила: в том эпизоде Вайоминг неожиданно резко вывернул руку и с ужасом посмотрел на свою плоть. «Ты посмел наложить на меня свои руки, а сам не принадлежишь этому миру». Он шипел на Брайана, исполненный ненависти.
А Брайану показалось, будто пастор нарочно говорит высоким «штилем».
— Теперь это наводит на мысль о парестезии. Он видел движение Брайана, но не почувствовал его прикосновения. Руки уже потеряли чувствительность. Видишь, я хорошо знаком с предметом.
— О Господи… — Я вздрогнула от изумления.
— Вот тебе факт, говорящий о связи между «Оставшимися» и эпидемией бешенства.
Мы посмотрели друг на друга. Я чувствовала, как по коже поползли мурашки тревоги и возбуждения:
— Ты действительно считаешь…
Джесси кивнул.
Подбросив на ладони желудь, он метнул его вверх, в крону дерева. Прошлепав по листьям, снаряд поднял на крыло несколько ворон, и на фоне неба метнулись их черные тени.
— С кем из департамента здравоохранения ты говорила? Я должен им позвонить.
Мои мысли понеслись галопом. Бешенство… Возможно, убийца решил предать тело пастора огню, решив скрыть следы вируса? Делал ли коронер экспертизу? Если нет — удастся ли получить разрешение на эксгумацию? Подумав о проблемах…
— Что? — переспросила я, наконец взглянув на Джесси. Он пытался встать на ноги, бормоча что-то неразборчивое.
— Ты что, на самом деле разговаривала с отцом о биологическом оружии? — спросил Джесси.
— Да.
— Наверное, обеды в вашем доме проходили весело. Под разговоры о кассетных бомбах и опасности биологического нападения. «Передайте мне горох, пожалуйста…»
Я услышала в его голосе знакомую ноту. Для продолжения такого разговора не было ни настроения, ни желания.
— И где ты сегодня пообедаешь? — спросила я.
Джесси бросил в мою сторону взгляд, полный сожаления. Да, слово не воробей:
— Пожалуй, вернусь в офис.
— Отличная идея. Может, добьешься успеха, зарабатывая оскорблениями на полную ставку. Люди охотно заплатят, лишь бы ты помолчал.
Я проехала здание церкви «Старая миссия», вне себя от злости, еще переживая стычку с Джесси. Но в основном мысли крутились около Питера Вайоминга. Если пастор действительно страдал бешенством, как он получил вирус? Случайно или в результате опасного эксперимента? Трудно представить Вайоминга, работающего с вирусом, учитывая его фобию к заразе любого рода. Что могло произойти?
Ссутулившись на пассажирском сиденье, Люк намертво сцепил пальцы, наблюдая за рассекавшими небо белыми полосами инверсионных следов. Вдруг он сказал:
— Я не хочу, чтобы вы с Джесси разошлись.
Я повернулась к нему.
— Зачем ты с ним споришь? — продолжал Люк. — Мне это не нравится.
— Люк, но мы с Джесси вовсе не…
— Я вижу.
— Люк, я люблю Джесси, мы просто… — Осекшись, я принялась тереть лоб.
Вдруг будто что-то случилось, будто впереди разорвался зенитный снаряд, и я увидела все как есть. Джесси дал мне кров, защиту. Но я оказалась стервой — да такой, что он не может даже поужинать в собственном доме. Вспыхнуло чувство вины. Теперь я увидела картину собственной глупости.
— Люк, достань из сумочки мой телефон и набери Джесси.
Получив мобильник, я услышала лишь длинные гудки. Номер Джесси не отвечал.
Уже возле дома, на пляже, Люк пнул в мою сторону футбольный мяч. Я ругала себя не переставая. Что же делать, как теперь помириться с Джесси? Да, как? Бутылка коллекционного вина, месяц на Таити, секс?
Я смахивала с ног Люка песок, когда услышала звук подъехавшего автомобиля.
— Это Джесси.
Может, устроить эротический цирк? Или дать разыграться фантазии? Что он выберет: строгую няню или девушку-гладиатора?
— Давай спросим, что он захочет на ужин.
Нет, это вовсе не Джесси. Сквозь узкие полоски дверного стекла я разглядела ржавый кузов видавшего виды универсала и бампер, облепленный выцветшими наклейками: «Сомневайтесь во власти», «Пройдитесь свежей краской». Машина оказалась пустой, водителя не было. Во мне зашевелилось беспокойство. Подозвав Люка, я заперла за ним дверь. Еще раз выглянув в окно, я увидела появившуюся со стороны гаража фигуру женщины. Соломенная шляпа с широкими полями, грубая хлопчатобумажная юбка и сандалии на босу ногу. Анита Кребс, хозяйка «Беовульф букс».
Я вышла навстречу:
— Анита?
Сделав приветственный жест, она направилась к своей антикварной машине:
— Прости, что побеспокоила. Как я вижу, Джесси здесь нет. Поеду к себе.
— Тебе что-то понадобилось в гараже?
Анита махнула рукой:
— Обойдусь. Не хотела тебе мешать.
Что-то определенно происходило. Но я только сказала:
— Меня потрясло то, что сделали с твоим магазином. Очень жаль.
Она остановилась. Выражение осунувшегося лица Аниты под копной белых, закрывавших лоб волос стало вдруг жестким.
— Фашисты. Люди Талибана. Хотят, чтобы их бог стал камнем, засунутым в мой ботинок. — Она скрестила перед собой руки: — Но пасаран!
— Аминь.
Анита коротко фыркнула:
— Лучше избавь свою речь от этого лексикона. — Она сняла шляпу. — Адвокат Присциллы Гол оформил арест моего имущества как потенциального должника. Я не могу воспользоваться страховкой. Что означает невозможность отстроить магазин заново.
— Джесси знает?
— Да. Он сказал, это способ давления. Меня выводят на мировое соглашение с Присциллой.
— Хотят добить лежачего?
— Я так не думаю. — В ее глазах мелькнуло виноватое выражение. — Эван, они — это все, что у меня осталось…
— Кто?
Анита кивнула на гаражные ворота:
— Пип и Оливер. Теперь, когда нет «Беовульфа», мне…
— О нет!..
Я вгляделась в темноту гаража.
— Ты должна меня понять. Их больше некуда деть.
— Нет, ты не можешь оставить хорьков в этом доме.
Войдя в гараж, я щелкнула выключателем. Свет вспыхнул, и я тут же услышала царапающий звук, донесшийся из дальнего угла из-под брезента.
Анита вошла следом.
— Все из-за бешенства. Люди стали подозрительными. Их не пожалеют ни в коем случае, даже и привитых.
Я сбросила брезент. Хорьки сидели в клетке, повернув в мою сторону две маленькие мордочки. Формой тела зверьки напоминали ласку, а окрасом — сиамских кошек, со светлым тельцем, темной мордой и лапками. Их глаза, черные, как уголь, смотрели настороженно.
— Привет, ребята. Был трудный день?
— У меня не оставалось выбора. Господи, что за люди! Они кидаются на чихуахуа с газонокосилкой наперевес… Здесь эти двое в безопасности.
Глядя на хорьков, Анита пощелкала языком. Напряженное выражение пропало с ее лица, и глаза увлажнились: